читать дальше1 глава
Рик вздохнул, помассировал висок, в котором всё злей и настойчивей пульсировала боль; она постепенно просыпалась, вгрызаясь в мозг, и Рик знал, что через час станет просто невыносимой.
— Ты в порядке? — Мэгги немного приподняла брови, но смотрела без сочувствия, холодно, словно на чужого.
— Я в порядке, Мэгги. — Рик постарался улыбнуться ей как можно теплее, протянул руку через стол, чтобы ухватить за изящную кисть, удержать то, что так долго их связывало, а теперь вдруг начало неотвратимо ускользать. Мэгги вздрогнула, словно хотела отдёрнуть руку, но передумала, сжала его пальцы своими:
— Я поверить не могу, что ты сделал это, Рик, ты выпустил Нигана. Дал ему оружие. Позволил остаться в Александрии!
Рик ждал, позволяя ей высказаться; если у кого и было право злиться, так это у Мэгги.
— Он убийца, Рик! Злобная извращённая жестокая тварь! Ты хоть представляешь, скольких людей Ниган убил? — Мэгги всё-таки высвободила руку, откинулась на спинку стула и теперь смотрела жёстко, непримиримо, скрестив руки на груди.
— А мы? — Рик тяжело вздохнул: сверло в виске начало свою бесперебойную работу, но разговор надо было закончить. — Я всё чаще спрашиваю себя, Мэгги, скольких убили мы? Лично я? Чьих-то мужей, братьев, отцов? Едва ли меньше, чем Ниган, так имеем ли мы право его судить?
Между ним и Мэгги повисла холодная неуютная тишина.
— Угрызения совести? Как мило, — произнесла она, наконец, неприятно-ломким голосом, который каждый раз вызывал у Рика одну и ту же ассоциацию: тонкий-тонкий лёд, под которым чёрная глубокая вода, наполненная голодными тварями. Наверное, именно таким голосом Мэгги отдала приказ о казни Грегори.
— Мой ребёнок никогда не увидит своего отца из-за Нигана. — Щадить она его не собиралась.
— Мои дети ещё увидят меня, благодаря Нигану, — парировал Рик, поднимаясь. — Я люблю тебя, Мэгги, ты часть моей семьи, но Ниган останется в Александрии. Он будет жить в Александрии.
«Потому что в Александрии я главный, и всё будет так, как я решу» повисло между ними невысказанное, и Мэгги поняла это, прекращая спор.
— Он будет жить, — медленно кивнула она, глядя на Рика снизу вверх. — Пока он в Александрии.
«Потому что Хиллтопе всё будет так, как решу я», — могла бы добавить, но не стала: Рик и так всё прекрасно понял.
Впервые ему не предложили ночлега и ужина в Хиллтопе; нет, если бы Рик попросил, ему предоставили бы и то, и другое, но Рик просить не стал.
В Александрию он добрался затемно, отвёл лошадь в конюшни и медленно пошёл к своему дому. Рик любил возвращаться домой по тёмным пустым улицам, глядя, как светятся окна домов уютным тёплым светом, слыша негромкие случайные разговоры, звуки готовящегося ужина — незатейливые, но бесценные приметы мирной жизни. В такие минуты он по-настоящему гордился собой.
— Справился, приятель. Ты справился, — бормотал, поднимаясь на свою террасу, открывая дверь.
В гостиной было темно, но Рик не успел сделать и шага к выключателю, как что-то тихо зашелестело, а потом он очутился в тёплых медвежьих объятиях.
— Опаздываешь к ужину, Граймс. — Ниган прижался губами к виску, горячо дыша в ухо. Рик, в первое мгновение напрягшийся и потянувшийся к кольту, выдохнул, расслабляясь. Привык, наконец, что по вечерам Ниган заглядывает: дрыхнет на диване в гостиной, наводит свои порядки на кухне. В самый первый-то раз, когда Ниган полез обниматься в полумраке со спины, Рик, не оборачиваясь, локтем вломил по печени, а тот тут же на автомате ответил. Закончилось всё тем, что они, как два дурака, рухнули на пол, покатились по ковру, чуть не сломали столик, перепугали Карла, который выскочил из своей комнаты, сжимая ружьё.
— Пап? Ты… Вы чего? — Он растерянно переводил взгляд с ржущего, как конь, Нигана на потирающего челюсть Рика.
— Всё норм, пацан, небольшой дружеский спарринг. — Но Карл не уходил, только ружьё опустил. Совсем немного.
— Всё хорошо, сын. — Рик успокаивающе улыбнулся.
— …будешь? — Ниган прижался носом к затылку, шумно вдохнул, втягивая воздух; Рика всё ещё смущала эта странная привычка по-звериному его обнюхивать.
— Что ты сказал? — Он осторожно убрал горячие сильные ладони со своих плеч и, как всегда, почувствовал смутное чужое недовольство, но, как и всегда, Ниган позволил ему отойти. Ниган всегда позволял, с самого первого раза.
— Ужинать будешь, Граймс? — Щёлкнул выключатель — гостиную и кухню залил тёплый свет старого торшера.
— Ужинать? Буду, я не ел с самого утра. — Рик только сейчас ощутил аппетитный аромат томата, перца и базилика: коронное блюдо Нигана — спагетти в томатном соусе, и снова спросил себя: где и когда Ниган умудряется доставать еду? Продукты он всегда приносил свои, даже когда Рик предлагал ему воспользоваться его пайком, Ниган отмахивался, отшучивался, но ни разу ничего не взял. Наконец Рик перестал предлагать, сообразив, что это ещё одно своеобразное извинение за прошлое, когда спасители врывались в дома, забирая всё, что им хотелось.
— Не ел с утра, да? — Ниган уже был на кухне, расставляя тарелки. — То есть переговоры не удались?
— Удались. Через месяц мы снова устроим ярмарку для жителей всех трёх общин. — Рик малодушно сделал вид, что не понимает, о чём речь. — Пахнет вкусно.
— Не пизди мне, Граймс. — Ниган сосредоточенно отмерял соль, помешивая бурлящую в огромной кастрюле воду.
Рик расслабленно откинулся на спинку стула, лениво наблюдая за священнодействием под названием «Это тебе, блядь, не фастфуд, это старинный итальянский рецепт моей бабули, Граймс! Мерзкая была старушонка, но готовить умела».
Тогда
Как же он ненавидел Нигана, ни к кому и никогда не испытывал такой ненависти; словно кислота, впрыснутая в вены, она разъедала изнутри, отравляя каждую секунду его жизни.
Первый визит Спасителей, сразу после смерти Гленна и Абрахама, был самым тяжёлым, но Рик сдержался: послушно носил за Ниганом его поганую биту, успокаивал кипящего от ярости Карла, утешал перепуганную Оливию, уговаривал остальных отдать оружие. И произнёс слова, от которых рот наполнялся горечью:
— Я больше не главный здесь. Мы должны отдать Спасителям всё своё оружие.
— Вы поглядите, от такого зрелища у меня аж в паху защекотало. Стоит пойти навстречу, и все рады и счастливы. Мы и вправду разумные люди, если узнать нас получше. — Ниган сверкал акульей улыбкой, которая не сходила с его лица, даже когда Карл целился в него из пистолета, как будто всё происходящее всего лишь забавная шутка. Из себя он вышел лишь один раз, когда запретил Рику разговаривать с Дэрилом.
— Теперь ты работаешь на меня, Рик. — Ниган стоял так близко, что Рик чувствовал жар, идущий от него, и запах одеколона, и горячее дыхание на своём лице. Рик отодвинулся, разрывая дистанцию, но это ненадолго, потому что Ниган следовал за ним, словно чёртов магнит. Наконец Спасители уехали, но Ниган не упустил возможности заставить Рика сожрать порцию дерьма напоследок:
— Скажи спасибо, Рик. — Он расплылся в улыбке, а потом прошептал на ухо, едва не касаясь его щеки губами: — Я только что загнал свой член тебе в глотку, и ты поблагодарил меня за это.
Сначала Рику показалось, что он ослышался, потом в горле поднялась тошнотворная волна, он до боли стиснул кулаки и заставил себя смотреть невидящим взглядом куда-то поверх плеча, обтянутого чёрной кожей. Заставил себя просто стоять и ничего не делать.
Когда последняя машина Спасителей скрылась из виду, Рик медленно выдохнул, расслабляя окаменевшие мышцы; хотело ругаться, орать, срывая голос, лупить по железной стене, в кровь сбивая кулаки, хотелось сделать хоть что-то, чтобы выдавить из себя то мерзкое, грязное, что теперь засело внутри и не давало даже дышать полной грудью, но нельзя. Надо успокоить людей, надо организовать отряды для поиска продовольствия, потому что нужды их возросли вдвое, надо поговорить с паршивцем Спенсером, который спрятал оружие, надо удержать Мишонн от глупостей. У Рика стало так много «надо», что потакать собственным слабостям он не имел права, да и некогда.
Если бы спасители ограничивались одним плановым визитом в месяц, их можно было бы терпеть, он бы смог ради своих людей проглотить гордость и достоинство, а точнее их остатки, но Ниган… Ниган приезжал в Александрию гораздо чаще, чем Рик был способен вытерпеть. И ведь каждый раз, когда эта сволочь заявлялась, он требовал, чтобы Рик был рядом, сопровождал; если Рик был на вылазке, Ниган вваливался к нему в дом и обязательно дожидался его возвращения, доводя Карла до белого каления попытками поиграть с Джудит.
— Ты принадлежишь мне, Рик, — сказал Ниган тогда в фургоне и с тех пор не давал Рику и шанса забыть о сказанном.
— Ты принадлежишь мне, — повторял он снова, и снова, и снова, и Рик терпел, не позволяя себе сорваться, заставляя покорно опустить глаза, потому что любая его ошибка могла стоить жизни кому-то в общине.
Рик терпел, загоняя куда-то глубоко внутрь унижение и ярость, но с каждым днём чувствовал себя большей развалиной; по утрам из зеркала в ванной на него смотрел уставший от жизни мужик с загнанным взглядом. А однажды ночью он проснулся на мокрых от пота простынях, а в ушах всё ещё звучал издевательский хохот и хрипловатое:
— Ты принадлежишь мне, Рик Граймс.
Сейчас
— Наслаждайся! — Перед ним поставили тарелку, наполненную дымящимися спагетти, утопленными в густом ярко-красном соусе. — Дай угадаю, если на эту ярмарку сунусь я, то жителей трёх общин развлекут публичной казнью. У вдовушки дерево без дела простаивает.
— Мэгги не просто так злится. — Рик навертел на вилку спагетти, стараясь не уляпать всё вокруг: на соус Ниган никогда не скупился.
— Чертовски верно, но вы сами были виноваты. — Ниган сел напротив с какой-то древней кулинарной книгой, найденной им в букинистическом магазине во время одной из вылазок. Она была потрёпанная, желтоватые странички, ломкие, как кленовые осенние листья, рассыпались из дряхлого переплёта, но Ниган трясся над книжицей, словно над больным щенком: подклеивал страницы, даже пытался новый переплёт смастерить. Ничего не вышло, но Ниган не расстроился, заявил, что так сохранит аутентичность и дух старины.
Рик ел медленно, ощущая, как растекается на языке обжигающий соус; спагетти Ниган всегда готовил чертовски вкусные, даже обидно, что сейчас не получается насладиться вкусом. Из головы никак не выходил разговор с Мэгги, какой-то несуразный, словно двое глухих пытались что-то друг другу объяснить. И какой у неё был взгляд, когда Мэгги поняла, что Нигана он отдавать не собирается… Словно у злющей одичавшей кошки. Никогда не думал, что это на него она будет так смотреть.
— Не удались, что ли? Мелкая лопала так, что за ушами трещало. — Ниган перевернул страницу.
— Ты дал моей дочери это? Да тут перца столько, что у меня дыру на языке прожгло! — Визит в Хиллтоп вылетел из головы.
— Ну… малявке понравилось, а уж когда я предложил ей стаканчик холодного пивка, так она и вовсе сказала, что если теперь кто-то попытается накормить её овсянкой, то она эту кашу ему в задницу засунет. — Ниган довольно заухмылялся, глядя на вскинувшегося Рика, которому потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что его разыгрывают.
— Смешно. — Он подцепил на вилку спагетти; аппетит волшебным образом вернулся.
— Смешно. — Ниган устроился поудобней и перевернул очередную страницу.
Тогда
Вечером после последнего совещания перед генеральным сражением к Рику подошёл Аарон и пригласил на ужин. Идти не хотелось, ужинать тоже, но Аарон переминался с ноги на ногу, краснел и вообще выглядел непривычно странно смущённым:
— Рик, ты приходи. Мы с Эриком будем рады. И знаешь… Я думаю, мне надо тебе рассказать кое о чём.
Так что теперь он сидел в их небольшой, но уютной кухне, гоняя по тарелке еду, дожидаясь, пока Аарон скажет, что собирался. Дружеская непринуждённая беседа никак не складывалась: Аарон смущённо покусывал губы, собираясь с духом, а Эрик и вовсе был на взводе.
— А если ничего не выйдет? Если спасители победят, — сорвался он, наконец, отшвыривая жалобно звякнувшую вилку. — И не надо меня успокаивать! Собираешься погибнуть, как герой, и не думаешь, каково мне! Эгоист!
Эрик встал и чуть ли не бегом вышел из кухни, не забыв мелодраматично хлопнуть дверью.
— Прости, Рик. Эрик, он просто не такой, как остальные… Я даже за стену боялся его выпускать, а тут война, и он нервничает, переживает. — Аарон смущённо улыбнулся, извиняясь.
— Всё нормально, моя жена, Лори, тоже, когда боялась за меня или Карла, частенько злилась. — Рик осёкся. — Я не хочу сказать, что Эрик как женщина, потому что он голуб… в смысле гей. Просто вы же как пара… семейная пара, но вы всё равно мужчины. Оба… Да.
Рик смущённо откашлялся: разговор становился всё более тягостным.
— Рик, ты не думал, почему Ниган так часто приезжает в Александрию? — Аарон взял со стола салфетку и теперь складывал из неё нечто, напоминавшее мутировавшего журавлика. — Я имею в виду, почему приезжает лично? Почему требует, чтобы ты встречал и сопровождал его? Почему он говорит тебе все эти вещи?
— Это понятно. — Рик отодвинул так и оставшуюся нетронутой тарелку. — Я лидер — значит меня и надо контролировать в первую очередь. Ниган хотел показать, кто главный сейчас, кто доминирует.
— Это верно, вот чего Ниган хочет, так это доминировать. — На кухню неслышно просочился Эрик, сообразивший, что сегодня никто за ним с утешениями не побежит. Теперь он стоял в проёме и ухмылялся.
— Эрик, помолчи! — Аарон смял бумажного уродца и посмотрел Рику в глаза. — Просто ты ему нравишься.
— Кому? Эрику? Парни… я в ваши отношения вмешиваться не собираюсь. — Рик растерянно смотрел то на Эрика, то на Аарона. Господи, не позвали же его двое на какой-нибудь разнузданный секс втроём.
— Нигану. Рик, Ниган на тебя запал, — отчётливо произнёс Аарон. На кухне стало тихо-тихо, а потом Рик начал смеяться, сначала сконфуженно, пытаясь скрыть растерянность, потом смех становился всё громче и никак не хотел останавливаться, хотя уже дышать было трудно, а на глаза навернулись слёзы, и сквозь эти слёзы Рик видел, что ни Аарон, ни Эрик не смеются вовсе. Они оба серьёзно смотрели на него, пережидая эту внезапную истерику. Потом Эрик встал, налил в стакан воды, добавил несколько кубиков льда и молча протянул Рику; почему-то именно этот исполненный заботы жест, не свойственный эгоистичному Эрику, убедил Рика. Всё серьёзно, никакая это не шутка, не розыгрыш. Наконец он успокоился:
— Аарон… Если бы ты сказал, что ходячие способны думать и чувствовать, я бы обдумал это. Если бы ты сказал, что изобрели волшебное лекарство, которое всех вылечит, я бы обдумал и это. Даже если бы ты сказал, что в полночь к тебе залетит Санта и принесёт мешок с подарками, я бы, блядь, и это обдумал, я бы даже список составил, но ты утверждаешь, что Ниган способен на какие-то… чувства! Боже, даже допустить возможность подобного — бред!
Рик сделал несколько глотков воды, словно имя Нигана оставило во рту мерзкий привкус. Аарон сочувственно наблюдал за ним:
— Рик, он действительно на тебя запал… Вообще-то, это было заметно сразу. Не всем, конечно, но я увидел. Эрик тоже.
— Аарон. — Рик попытался успокоиться; орать на Аарона было неправильно, но одно упоминание о Нигане лишало самообладания, пробуждало всё самое тёмное, что только было в нём. И это тоже выводило из себя, потому что он очень старался остаться хорошим парнем.
— Если бы Ниган запал. — Он скривился. — Запал на меня, то разве не захотел бы… ну… — Рик крутанул кистью в воздухе: нужные слова не находились.
— Захотел бы поиметь тебя, — подсказал Эрик, — потому что Ниган явно из тех парней, кто предпочитает сверху.
— Эрик, довольно! — Аарон, похоже, тоже не получал удовольствия от разговора, но упрямо гнул свою линию. — Рик, ну подумай сам! Ниган мог бы взять, что захотел, но не сделал этого. Похоже, ты ему действительно нравишься.
— Нравлюсь! — выплюнул Рик. — Нравлюсь! И что мне с этим знанием делать? На завтрашней операции пару пуговок на рубашке расстегнуть?
Он ожидал, что они рассмеются или хотя бы улыбнуться, но и Эрик, и Аарон смотрели на него всё так же серьёзно, а потом Эрик задумчиво протянул:
— Ну… Это может сработать. Он же тебя последние дни чуть ли не жрал глазами.
— Эрик! — Аарон хлопнул ладонью по столу, снова посмотрел на Рика. — Завтра ты хочешь выйти к Нигану, отвлечь его разговором и ударить первым, так?
Рик молча кивнул.
— Просто… Ты сможешь отвлечь Нигана. — Аарон снова замялся. — Просто покажи ему, что видишь его, что ты заинтересован в нём лично, что…
Рик встал так резко, что его стул отлетел с грохотом к стене:
— Хватит, Аарон! Ты мой друг, но я больше и слова не хочу слышать от тебя о Нигане!
Но утром, когда Рик выходил к спасителям, выходил к Нигану, пряча нож в рукаве, за спиной у него десятки людей, жизнь и свобода которых сейчас зависели от него, он вспомнил про слова Аарона. И когда он говорил с Ниганом, подбираясь всё ближе и ближе, он вдруг заметил это — жадный голодный взгляд. Рик сделал ещё шаг и заставлял себя смотреть Нигану в лицо, а не поверх плеча, как он делал раньше. И Ниган слушал, не прерывая, и позволял подойти на расстояние удара, а Рик продолжал говорить под этим горячим взглядом, чувствуя себя гаммельнским крысоловом. Наверное, это подло — выходить с предложением о переговорах, пряча нож в рукаве, подло использовать чужие чувства, но хороший парень Рик давно кончился, и он ударил ножом в неосмотрительно открытую шею, прямо над ненавистным чёрным кожаным воротником, захлёбываясь злым ликованием. Потому что Ниган заслужил: за рыдающую Мэгги, за умоляющую на коленях Мишонн, за избитого в мясо Аарона, за бледного перепуганного Карла. Карла, кусающего губы и шепчущего: «Просто сделай это, папа!» За Абрахама. За Гленна.
Рукоять ножа скользкая и горячая от крови Нигана, толчками вытекающей из раны на шее; Рик смотрел на эту кровь и испытывал облегчение, словно вскрыл давно зреющий гнойник. Он потом целый день не смывал с ладоней багровые липкие пятна и вечером, в душе, глядя, как утекает в водосток бурая от крови вода, чувствовал, что вместе с водой утекали кислотой разъедающие его всё это время гнев и унижение. Всё кончено. С Ниганом покончено навсегда.
Сейчас
— …салфетку! — Перед ним шлёпнулась упаковка бумажных салфеток, украшенных трогательно-неуместными цветочками.
Рик только сейчас увидел, что испачкал пальцы в густом соусе.
— Спасибо. — Он взял салфетку. — Знаешь, это правда вкусно.
— Знаю. — Ниган самодовольно улыбнулся. — Но не уляпай Карлотту, Граймс. Прояви немного уважения к старушке.
— Карлотту?
В ответ Ниган приподнял книгу рецептов.
— Ты не серьёзно. Ты ведь понимаешь, насколько это странно, да?
Рик встал, собирая тарелки со стола, собираясь отнести в раковину и залить на ночь водой: возиться с посудой не хотелось. Ниган опять склонился над книгой. Карлоттой. Рик никак не мог понять, сколько в этой странной привычке одушевлять предметы действительно странного, почти болезненного желания сохранить память об ушедших, а когда Ниган просто придуривается.
Пока Рик убирал со стола, Ниган так и сидел, уткнувшись в свою Карлотту, увлечённо разбирал какой-то хитро выдуманный рецепт, только что носом по странице не возил.
Тогда
Даже странно, насколько наивным он был, раз позволил себе поверить в это. Такие, как Ниган, не дают о себе забыть, неважно, в какой глубокий подвал его запрятать и насколько крепкий засов будет на двери его камеры. Иногда Рику казалось, что он физически ощущает присутствие Нигана, даже если он не спускался к камере, а оставался на первом или даже втором этаже. Это было всё равно что находиться рядом с оголёнными проводами под высочайшим напряжением — кожу покалывает от мельчайших разрядов и волоски на руках встают дыбом.
— Рик, ты хорошо себя чувствуешь? — Мишонн обеспокоенно положила на лоб прохладную мозолистую ладонь. — Ты весь горишь.
— Рик, ты не заболел? Похоже на жар, амиго. — Иисус предложил прислать врача из Хиллтопа.
У него нет жара, и он не болен, разве что на голову, потому что каждый раз, когда он приходил проверить Нигана, его преследовал тот самый голодный жадный взгляд. Иногда Ниган подходил к решётке, упирался лбом и глубоко вдыхал, и Рик видел, как подрагивают ноздри, как теряет ясность и плывёт взгляд, и тогда у него самого вдруг пересыхало в горле. Он не отходил от камеры, стоял прямо, задавал вопросы о том, как Нигана кормят, есть ли у него просьбы, жалобы, и с облегчением слышал свой голос, равнодушный, спокойный. И видел разочарование и боль в глазах Нигана. А потом разворачивался и уходил, чувствуя, как прилипает рубашка к взмокшей спине, а вслед доносится тихий хрипловатый смех, и Рика передёргивало, словно этот смех осязаемый, словно касается его обнажённой кожи.
Он знал, что может попросить проследить за содержанием Нигана Аарона или отца Габриэля, у этих двоих осталось достаточно человечности, чтобы не пристрелить беззащитного пленника, но не делал этого. И раз в неделю спускался в подвал, оборудованный для единственного узника в Александрии.
— Мистер Граймс? Рик? Я вам принесла чудесный чай, с мёдом. Волшебное средство от простуды. — Миловидная блондинка с пухлыми локотками и трогательной улыбкой замерла на пороге, ожидая приглашения войти.
Ещё одна проблема, требующая решения: жизнь вошла в более-менее привычную колею, к ходячим привыкли, к трудностям быта приспособились, со Спасителями разобрались, и теперь у местных одиноких дамочек открылись глаза. Оказывается, рядом с ними живёт привлекательный мужчина, хоть и с прицепом в виде двоих детей.
Сначала Рик не понимал, что происходит: он слишком занят, чтобы придавать значение невесть откуда возникающим в его доме домашним пирогам, джемам, вязаным шарфам.
Глаза ему открыла Кэрол, с насмешливой полуулыбкой спросившая, скоро ли в Александрии появится первая леди.
Рик, вымотанный разговором с Грегори насчёт совместного патрулирования дорог и зачистки окрестностей, а также ещё более тяжёлым спором с Карлом, который словно решил разом нагнать все прелести переходного возраста, включая подростковое упрямство, вздорность и вспышки ненависти ко всем, кто старше восемнадцати, полулежал в кресле в гостиной.
— Первая леди? Ты имеешь в виду, что нам нужно расширить Совет? Добавить женщину? Господи, только не говори, что радикальный феминизм начал возрождаться вместе с цивилизацией.
В глазах Кэрол вспыхнул стальной нехороший огонёк, и Рик напомнил себе, что уютная домохозяюшка с извиняющейся улыбочкой — это не более чем приросшая к лицу удобная маска. Кэрол давным-давно другой зверь.
— Я не против феминисток, равноправия и цивилизации, — примирительно вскинул он ладони, и Кэрол, довольно хмыкнув, потрепала его по волосам.
— Это хорошо, Рик, но я о другом. Откуда на твоей кухне это? — Она указала на блюдо с остатками пирога.
— Это? Принесла Рэйчел, очень милая леди, живёт через три коттеджа от нашего.
— Угу. — Кэрол задумчиво кивнула. — А это откуда?
— Домашний хлеб? М-м-м… Это миссис Кадасски.
— А это? — Кэрол встряхнула чем-то, напоминающим чехол для бензопилы.
— Это? — Рик нахмурился, мучительно припоминая. — Карен… Лорен… Да, Лорен. Увлекается вязанием, вот и подарила.
Кэрол снова хмыкнула, но вопросов больше не задавала, только чуть приподняла тонкие брови и насмешливо улыбнулась.
— Что? Да, рукоделие не её конёк, но мне не хотелось обижать бедняжку, вот я и…
— Рик! А тебя не удивляет, что эти дамочки тебя кормят, дарят подарки?
— Ну… нет. — Рик пожал плечами, не понимая, куда Кэрол клонит. — Просто они угощали соседей. Что тут удивительного.
— Соседа. Одного соседа, Рик. — Кэрол больше не улыбалась. — Ты правда не видишь, как эти дамочки водят хороводы вокруг тебя? Они же разве что из трусиков не выпрыгивают.
И она снова негромко засмеялась над его искренним удивлением.
Прощаясь, Кэрол поцеловала его в щёку:
— Рик, ты хороший человек и заслуживаешь, чтобы тебя любили, пекли тебе пироги и вязали шарфы, пусть и такие страшные. — Рик пытался сказать что-то, но она не позволила, положив пальцы на губы: — Ты не должен оставаться одиноким, и когда-нибудь такой человек появится, а пока будь осторожней с дружелюбными соседками. Клянусь, я видела лассо у одной из них.
В тот вечер он долго сидел в гостиной с бутылкой пива, такого же редкого и дорого сейчас, как коллекционный виски лет пять лет назад, и пытался понять, почему ему так паршиво. В Александрии дела шли неплохо (если отбросить ненужную скромность, то очень даже неплохо), дороги стали почти безопасны, люди приспосабливались. В Хиллтопе даже появился свой кузнец, к которому Карл рвался пойти подмастерьем. В Королевстве прекрасный урожай. Рик прокрутил в голове события прошедшего дня: обычная круговерть, которая подхватила, стоило ему выйти из дома. Иногда он сам себе казался то ли отцом семейства, многодетного и проблемного семейства, то ли надзирателем в тюрьме строгого режима, но сегодня день выдался относительно спокойный, а завершился так и вовсе замечательно — визитом Кэрол. Кэрол… это её слова.
«Ты не должен оставаться одиноким».
Рик отхлебнул тёплое, почти выдохшееся пиво. Одинокий? Горчит на языке. У него есть друзья, есть те, кто идёт за ним и верит в него, есть двое прекрасных детей, разве этого недостаточно? Что бы там Кэрол себе ни придумала, женщины у него тоже есть… были. Правда, с ними не так, как с Лори. По-другому. Рик прикрыл глаза и попытался вспомнить, каково это — чувствовать рядом тепло другого человека, биение чужого сердца под ладонью, запах волос по утром, когда просыпаешься, уткнувшись носом в чей-то затылок, улыбку, подаренную спросонья — и не смог.
Когда он вообще в последний раз засыпал с кем-то рядом? А просыпался? Обменивался ленивыми сонными поцелуями?
Ну не с амазонкой же из Королевства, с которой всё случилось быстро, без особых нежностей, да она и не располагала к нежностям. Высокая атлетичная блондинка, сама зашедшая к нему в комнату, скакала на нём так сосредоточенно, что Рик чувствовал себя тренажёром в спортзале, и ушла сразу после того, как они кончили, вроде бы и вместе, но всё равно каждый по отдельности. Он даже имя её узнал только на другой день. Мари. В начале апокалипсиса потеряла мужа и двоих детей, сейчас живёт одна.
Ещё была милая шатенка из Александрии с конфетным именем Кэндис; в постели она тихо вскрикивала, томно закрывала глаза и прикусывала нижнюю губку. С ней Рик не оставался: почему-то с каждой минутой, проведённой в её безупречной розовой спальне, он чувствовал себя так, словно увяз в гигантской жвачке и никак не может выбраться. Но даже в те пять минут, пока он одевался, быстро, как только мог, она успела пожаловаться на нехватку еды, на то, как ей страшно выходить за стены, ночевать одной и как одиноко по ночам.
Пиво закончилось, Рик с сожалением посмотрел на пустую бутылку; раньше же пиво варили сами как-то. Почему бы им не попробовать? Если в Александрии научатся производить свой алкоголь, они заткнут за пояс и Королевство с его фермой, и Хиллтоп с их огородами. И всё у них будет хорошо. Кэрол ошибалась, он не одинок.
Прежде чем зайти к себе, он проверил детей. Джудит тихо посапывала, прижав к себе плюшевого уродца, в котором с трудом, но ещё угадывался мишка Тедди. Рик поправил и без того надёжно укрывавшее дочку одеяло, постоял немного, слушая безмятежное сопенье, и пошёл к Карлу. Тот спал, но практически беззвучный скрип открывающейся двери услышал, вскинулся.
— Это всего лишь я, сын. — Рик проследил взглядом за рукой Карла, автоматически скользнувшей под подушку. — Карл, я не знаю, что ты там припрятал, надеюсь, что оно на предохранителе.
Карл только сонно угукнул в ответ, сворачиваясь клубком, натягивая одеяло почти до макушки.
В спальне Рик не стал включать свет, сразу разделся, лёг, поморщившись: простыни оказались ледяными, кровать слишком большой, но это ерунда. Кэрол ошибалась.
Всё у него хорошо.