Читаю "Агнесса. Исповедь жены сталинского чекиста" как бы воспоминания реального человека, но... Я даже не знаю, как это оценить.
Эта Агнесса... Слов нет! Замужем за высокопоставленным чекистом, в головушке только одно: платьешки, причесочки и кавлеры.
Ну изредка мелькнет нечто вроде: кавалер, белый офицер, возил на виселицы посмотреть, ах, эти мужчины! У сестры мужа убили, расстреляли. Но сестра такая тварь, всегда меня на задний план задвигала, но я-то всех на свете и милее и белее.
Особенно поразили страницы, в которых описан визит в Караганду. Зима, лютый холод и голод. Люди буквально мрут от голода, а у них вагон набит жратвой.
Ну и главная мысль: все бабы как бабы, а я богинюшка!
И вот подхожу к Балицкому[2] — а он красивый был, высокий, статный, блондин, настоящий Зигфрид, — все пропели про чару и ждут: что-то сейчас будет? Я знала, что Балицкому нравлюсь, но тут сидела его жена — маленькая, жалкая, злая, глаз с него не спускала. И он лихо выпил водку, но меня под ее взглядом поцеловать не решился, зато на тарелку положил серебряный рубль. Тогда это была редкость.
.....мне передали, помню, что он ( муж) был на пикнике и парой ему была одна сотрудница — хорошенькая, личико белое, фарфоровое, волосы черные до плеч, челка. .....
.....И вот я появилась в этом платье среди гостей, и все взоры — на меня, а она — та сотрудница со своей черной челкой и фарфоровым личиком — с подругой под руку в простой белой кофточке, в юбочке… Ну куда, куда тебе равняться со мной? Я только в залу прошла — и ее не стало.
.....Миронов, помню, как-то сказал мне с удивлением:
— Ага, ты представь себе — З. пришла ко мне в кабинет в валенках.
Это было для него диво! Зачем она к нему приходила, я и спрашивать не стала — поняла, валенки эти отбили у него всякий интерес, если он у него и был. Вы бы видели его выражение! Он говорил мне об этих валенках, как о чем-то непристойном, неприличном, так я его приучила понимать, ценить, на какой высоте женщина должна себя держать. Валенки… Со мной он такого никогда не видел, и он понял: З. — простенькая, серенькая, дешевенькая — так она себя уронила.
Блядь! То есть для чиновника диво-дивное, что женщина ходит в валенках! Это безвкусие и серость, а не нищета и холод!
Еще немного о шикарной жизни читать дальше
1937 год на минуточку. Боже! Мемуары Эллочки Людоедочки просто!
Правда далее мне обещан арест этой замечательной женщины и лагеря.