воскресенье, 13 октября 2019
Про Полковника и Гопника На самом деле это "Никита", только с Артемом и Лебедевым в главных ролях)) Очень уж захотелось, так что прости Бессон, я просто играюсь)Бета
Inndiliya 1Вкус водки был мерзкий, такой, что горло драло, словно наждаком и глаза слезились, но Тема все равно допил все, не отрываясь. Жахнул бутылкой о стену, так чтоб осколки колючим дождем брызнули в стороны. Девчонки пронзительно завизжали, прикрывая лица руками, а Рус заржал:
— Давай, Темыч! Халк крушить!
Артем откинул голову на спинку дивана, уставился в потолок, облупленный, с пятнами плесени и ржавчины. В ушах грохотала музыка, так что не слышно разговоров, только визг, хохот, маты. Да и не для разговоров они собрались. Питон увлечённо тискал свою новую подружку, Леха пил и комментил, Рус орал, подпевая.
На колени плюхнулось что-то горячее, завозилось. Натаха. Обхватила шею, прижимаясь тяжелыми упругими сиськами:
— Тё-ёмочка-а! Поцелуй меня, а?
Он поднял тяжело гудящую голову. Натаха вроде девка ничё такая. Не зануда, не строит из себя. А Рус еще говорил, что сосет классно, он попросил как-то, так она и не ломалась. Встала на колени, ширинку расстегнула и вперед.
— Прикинь, Тёмыч, у нее типа пылесос во рту, — делился Рус, сверкая глазами. — Ты это… хочешь — попробуй. Мне не жалко.
Артем тогда поржал и забыл.
— Те-е-е-ем, ну поцелуй, а? — Натаха прижалась кричаще-красным ртом к Темкиным губам. Он уронил голову на жесткую спинку дивана, а Натаха робеть не стала, языком полезла в рот, сама прижалась теснее. Тёма поморщился: помада на губах липкая, воняла какой-то протухшей дрянью, и вся Натаха тоже была липкая, бесформенная, как подтаявшая жвачка. В ладонь словно сама впрыгнула рыхлая, расползающаяся между пальцами грудь.
— Те-ем, ты классный! — Натаха довольно улыбалась, но уловила, наконец, его настроение, а точнее "ненастроение", обиженно скривила рот:
— Тёёём… Ну ты чё? — снова потянулась, пальцами завозилась неловко, дергая молнию в ширинке, но Артем перехватил пухлое запястье, отвел руку.
— Ну чё? Чё не так-то? — протянула она голосом капризным сломанной куклы, оглянулась на Руса, тот кивком подозвал к себе:
— Не трогай ты Темыча сегодня, меня лучше приласкай.
Натаха покосилась игриво из-под частокола густо накрашенных ресниц, слезла с теминых колен, перебралась на русовские. Он загоготал довольно, обхватил широченными ладонями натахины бока, потискал.
Артем облегченно выдохнул, не хотелось ему сейчас ни натахиных липких поцелуев, ни хваленого отсоса.
Смотрел бездумно, как они обжимаются: Рус уже задрал тонкую наташкину футболку, возился с застежкой лифчика, неуклюже, и на белой, рыхлой спине его загорелые руки выделялись мускулистой грубоватой мощью. Он легко удерживал Наташку, только мышцы красиво играли, напрягаясь. Артем залип взглядом в пьяном своем дурмане, любуясь этим контрастом белого и тёмного, мягкого и твёрдого. Как обычно кольнуло внутри: неправильно это — так смотреть на Руса, но также привычно он отогнал беспокоящие мысли. Ну смотрит и смотрит. Чо такого-то?
Но когда Рус полез под юбку, облапил обширные, щедрые наташкины бедра, под одобрительный свист Питона, она завозмущалась и с неожиданной ловкостью соскользнула на пол.
— Отвали, Русик! — и пошла к наскоро накрытому столику, обещая покачиванием бедер скорое продолжение.
— Норм, сидим, а Тём? — ничуть не расстроенный Рус плюхнулся рядом. — Но-орм!
Артем мотнул головой, соглашаясь. Да, норм, сидят. Хорошо, что есть где. Автомастерская отлично подходила для их шумных пьяных сборищ. Никто не будет стучать по батареям, жаловаться. Смотреть укоризненно на лестнице, качая головой:
— Видела бы тебя мать!
Артем зажмурился, сжимая кулаки, чувствуя, как к горлу снова подкатывает что-то… что-то такое… От чего внутри становилось пусто и холодно. Что-то тяжелое, как бетонная плита. Что-то склизкое и вязкое, как непереваренная овсянка.
Последнее время накатывало вот так… И он не мог понять, почему.
— Слышь, я тут, прикинь, встретил этого ботана из школы. Помнишь, ты с ним, когда мелкий был, все за ручку ходил? Очкастый такой?
Артём помнил. Мишка его звали. И был он из другой совсем жизни. Дурацкой и ненастоящей. В той жизни был важен дневник с пятерками и прийти домой в восемь вечера. Важно было занять первое место в глупой школьной олимпиаде. Важно выиграть соревнования по дзюдо. И очень важно было, скажет мама. И мама еще была в той жизни.
— Ну, короче, ботан-ботаном, — продолжал делиться Рус. — Костюмчик, ноут с собой тащил, все дела. Даже, прикинь, стакан с кофе. Оборжаться! Небось, в офисе сейчас хуи сосет. Слышь, Тём, хорошо, что ты тогда его послал, с нормальными пацанами общаться стал.
— Хорошо, — эхом откликнулся Артем, чувствуя, как горло дерет сильнее, сжимает, не дает дышать. — На хуй офис. На хуй костюм! — гаркнул, заглушая чей-то тихий ласковый голос. «Учись, Темочка, ты у меня умный мальчик. Хороший. Вот вырастешь…»
— На хуй! На хуй! На хуй! — скандировали они с Русом на пару, потом не в лад-невпопад подхватил Питон, и их пьяные вопли отражались от бетонных стен, метались по автомастерской, как бестолковые, случайно запорхнувшие воробьи.
— Живи быстро! Умри молодым!!! — Артем уже и не помнил, где и от кого услышал эти слова. Но ему понравилось. А хуле? Горбатиться до пенсии, а потом от аптеки до аптеки ползать? За грошовую пенсию. На хуй! Как Мишка в офис ходить каждый день и задницы клиентам лизать? На хуй!
Он орал, пока тихий укоряющий голос в его голове не замолчал совсем, но лучше не стало.
— Рус? Дай еще выпить, — тот сочувственно кивнул.
— Херово сегодня, да? Ну да... Такой день, братан. Тебе бы закинуться чем, сразу отпустит.
— Какой день? — Артем не понял, что особенного в сегодняшнем дне, но потом увидел, как понимающе и одновременно виновато смотрит Рус, и будто под дых ударило. Ну да. Сегодня. Годовщина со смерти мамы. А он даже на могилу не съездил, не проведал. Цветов не принес.
— Да не парься, братан. Завтра вместе сходим, — Рус потрепал по плечу. — Не первый раз же.
Артем и сам не мог понять, почему он забывает про этот день. Бесился, напивался, но не никак не вдуплял, что его так мучает, и только много позже к вечеру или ночью понимал: сегодня умерла мама. Ну не сегодня, конечно, шесть лет прошло.
Водки уже не хватало, чтобы заглушить ее мягкий любящий и от того так больно ранящий голос. Он сжал виски, пытаясь выдавить этот тихий, так больно ранящий шепот. Да, мам, я совсем не такой, как ты хотела. Нет больше хорошего мальчика Темочки. Был да вышел весь. Пока в детдоме два года выживал, пока потом старался выплыть, выбиться в люди. Барахтался, как мог. Теперь вот бухаю с пацанами. Не смотри на меня такого, просто не смотри.
— Рус, есть что-нибудь? — тот помотал бритой башкой.
— Неа. Но знаю, где есть. Тут недалеко, пошли прогуляемся.
На улице уже стемнело, прохладный воздух освежил разгоряченное лицо.
— Ну и где твои таблетки?
Рус указал на зарешеченные окошки на первом этаже:
— Аптека. Сигналка у них не работает. Давай, мы по-быстрому. Где таблетосы, я знаю. У пацана знакомого сеструха тут полы моет, все такое.
Сигнализация и правда не работала. Когда замок снесли, не пикнула. Они зашли в небольшое помещение, Рус сразу кинулся к полкам, выворачивая содержимое на пол.
— Да где, бля! Точно здесь должно быть! Метадин… Кодеин… Тем, ну че ты встал! Помогай!
Артем не мог, он привалился к стене, потому что ноги снова противно задрожали. Эти названия он помнил. Хорошо помнил. Мамины таблетки, которые хоть немного, но снимали боль. Потом и они перестали помогать. Дышать стало тяжело, ноздри забила вонь немытого тела, лекарств, хлорки и еще чего-то, что он не мог определить тогда, пацаном. Сейчас уже знал — это был запах смерти, отчаяния, запах полной и абсолютной безнадеги.
— Вы что творите! — по глазам ударил белый слепящий свет, освещая и разгромленный аптечный зал и взмокшего, обозлённого неудачными поисками Руса. Артема выдернуло из воспоминаний, он увидел высокого старика, опирающегося на палку и держащего в руке мобильный телефон.
— Да я вас… Наркоманы поганые! Я в милицию позвоню!
— Да нет уже никакой милиции, отец, — криво усмехнулся Рус. — Полиция теперь.
— Я тебе не отец! Был бы твоим отцом, со стыда бы сгорел, — старикан махнул палкой. — Вон пошли отсюда!
Рус помрачнел, сжал кулаки:
— Наркота где? Я знаю, что есть! — он решил, что один дед, опирающийся на палку опасности не представляет. — Где… старый хрыч!
Артем знал, что когда Руса заносит, он совсем берега теряет, но сейчас… Сейчас он хотел только одного: что-то принять, чтобы опять стало легко и просто жить. Чтобы не думать о маме, ее надеждах, о смерти её не думать. И не думать о том, что она могла бы сказать, увидев его таким. Поэтому Артём просто стоял и смотрел странное и страшное кино. Старикан, у которого смешно затряслись губы, махнул своей дурацкой тростью, ударил по прилавку, сметая какие-то склянки, брызнувшие осколками, один из этих осколков чиркнул по щеке ухмыляющегося Руса. С лица друга враз пропала ухмылка. Все еще можно было остановить, отыграть назад, но Артем просто смотрел. Как Рус, озверевший от неожиданности — не от боли, выхватывает нож, и трясет другой рукой скривившегося от боли старика за плечо. Старикан не испугался, плюнул Русу в лицо, желтоватая слюна медленно потекла по щеке. Глаза у Руса стали совсем белыми от бешенства, он оскалился и сделал короткое совсем движение, даже и не замахнулся, только коротко и резко кистью вперед и вверх, вперед и вверх, вперед и вверх.
И когда на белую плитку пола закапали багровые тяжелые капли, Артем очнулся:
— Рус! Рус, ты что творишь! Хватит!!! — он оттаскивал рычащего Руса от хрипящего в агонии уже старикана, а тот все извивался, пытался ударить снова и снова…
Наконец затих, тяжело дыша. Артем разжал судорожно стиснутую ладонь, забрал нож.
— Рус… Ну зачем ты… — рукоять была теплая и липкая от крови, кровь была везде. На футболке Руса, на полу, багровела на лице зловещими веснушками.
— Тём, да он сам виноват. Ну какого хера орать-то начал? Отдал бы ключи сразу, и все. — Как обычно, после припадка Рус говорил совершенно спокойно, даже рассудительно. — Че уж теперь? Давай в карманах у него глянем.
— Он нагнулся над телом, пошарил там и довольно присвистнул, подбросив на ладони ключи.
— Живем, Тёмыч!
Из аптеки вышли быстро, Артем отправил друга вперед, сам задержался, чтобы футболку Руса и нож вышвырнуть в мусорный бак.
В гараже их отсутствие словно бы и не заметили: все так же грохотала музыка, народ пил, обжимался.
— Хватит тухнуть! Пошли покажем буржуям, кто хозяева на районе! — Артему теперь море было по колено. Тянущее, тёмное, болезненное отпустило, скрылось под натиском злой бурлящей в нем энергии. Рус одобрительно присвистнул.
— А вот это дело говоришь!
По улице шли, весело гогоча, пиная колеса стоящих на обочинах машин.
У одной из них остановились: блестящая в свете фонарей, вызывающе дорогая машина вызвала новый всплеск злости. Артем знал, сколько стоит такая машина, ему таких бабок в жизни не заработать, а эта, небось, игрушечка у мажорика или соски какой.
— А кого прокатить? — дверца послушно распахнулась.
Девицы восторженно визжали, когда Артем закладывал на виражах, пацаны орали, требовали быстрее, а его не надо было подгонять, он гнал и гнал все быстрее и быстрее. Так и подмывало зажмурить глаза и лететь в кромешной тьме. И чтобы в стену… чтоб быстро и сразу… Потому что: да какая на хрен разница-то? Из убийственной эйфории выдернул Рус.
— Братан, девчонки пить хотят, тормозни во-он там.
Девчонки зашли в небольшой магазинчик, Артем прислонился к машине, прикрыл глаза. Стоять на месте было невыносимо, все в нем требовало движения, действия, драки, чтобы вот сейчас, в глотку вцепиться и рвать.
— Ну ты глянь, а? — Рус пихнул в бок, указывая к выходу из узкого переулочка. — Ничего так девчуля.
Артем открыл глаза. У витрины магазина стояла девушка. Стройная, невысокая. Что-то в ней было неуловимо, но красноречиво показывающее, что она не чета ни Натахе, ни Ольке, ни Ленке. Не пьет Ягуар, не отсасывает за гаражами.
— Эй, детка! А твой папа часом не ювелир? — Рус уже подошел к девушке, смерил ее с ног до головы наглым взглядом. — А иначе откуда такое сокровище?
Артем ждал, что девушка смутится или испугается, ну или хихикнет, что ли. Но она только презрительно вздернула аккуратный носик, отвернулась.
— А телефончик не дашь? — продолжил Рус, повернулся к Артему, заговорщицки подмигивая.
Девчонка молча смотрела в сторону, но было в ее чистеньком личике, в опущенных уголках губ, что-то эдакое, без слов дающее понять, что Рус для такой как она, стоит не больше, чем, скажем, плевок на асфальте.
— Слышь, коза, я ж вежливо попросил, — Рус шагнул к девчонке, он все еще улыбался, но от таких вот улыбок некоторые предпочитали сами кошелек и мобилку отдать, чтоб проблем не было.
— Эй, брат, притормози, — Артем ухватил друга за локоть, оттаскивая от девушки, — не кипешуй. Пошли лучше, купим дамам бухлишка, что ли…
В магазинчике взяли чипсов, пива, ягуара. Артем прихватил пару бутылок водки, ну и шоколадку Натахе.
Спускаясь по ступенькам, он почувствовал толчок в плечо, какой-то мужик бросил короткое:
— Прошу прощения, молодые люди, — и пошел дальше не оглядываясь.
Артем не удержал бутылку, и она разлетелась осколками и пеной по асфальту.
— Э! Ты! — разъяренно крикнул он в спину уходящему. — Слышь, с тобой говорят!
Тот словно бы и не слышал, подошел к той самой девчонке, заговорил что-то, не разобрать, да Артему и по хуй было, что. Злость и так не утихающая весь вечер, плеснула внутри обжигающей волной.
— Я с тобой говорю, — заорал он, подходя к мужику. Хотел схватить за плечо, развернуть к себе, но почему-то непостижимым образом рука скользнула мимо, а мужчина повернулся сам, посмотрел без интереса. Словно Артем был так… Даже и не человек. Мелкое, мешающее насекомое.
— Вы что-то хотели, молодой человек? — и вот вроде бы вежливо спросил, но только такой вежливости Артем нахлебался по самое не хочу. Когда мама болела, и ходила по врачам, а позже, когда она ходить уже не могла, он сам бегал по воняющим лекарствами и смертью больничным коридорам, и просил сделать еще один укол, просил сделать хоть что-то…
А на него смотрели вот с таким же вежливым интересом и никто ничего не делал. Всем по хуй.
— Хотел, бля! Ты меня толкнул!
— И извинился, — мужик даже телефон не опустил, смотрел спокойно выжидающе.
— Проблемы, Тем? — рядом материализовался Рус, весело осклабился, понимая, к чему все идет.
— Проблемы, — процедил Артем с ненавистью глядя в совершенно спокойные темные глаза, на какое-то сытое, что-ли, лицо уверенного в себе человека. И тон, и взгляд, и одежда… Все в нем было словно из другого мира. Машина, шмотки, девчонка… Все было тем, до чего самому Артему в жизни было не дотянуться.
— Этот мудила меня толкнул, вон разбилось все.
— Уууу! — Рус пришел в полный восторг. — Ущерб-то возместить надо, дяденька. Не хорошо же получается.
Мужик окинул обоих задумчивым взглядом, потом достал из кармана портмоне несколько купюр, протянул Артему.
— Что ж… Еще раз прошу меня простить. Не хотел портить вам вечер, молодые люди.
Девчонка за его спиной тихонько фыркнула, но ничего не сказала. Артем почувствовал, как к лицу прилил жар, вот вроде опять вежливо было сказано, а чувствовал он себя так, словно его помоями облили. Он смотрел на протянутые деньги, но не мог их взять. Зато Рус не тормозил, ловко выхватил купюры:
— Спасибо, дядя, — глянул на Артема и мигом считал его настроение. — Только как насчет морального ущерба? Его тоже надо возместить. — И чтоб лучше дошло про возмещение, повернулся к машине, махнул рукой.
Пацаны поняли сразу, вышли, теперь они стояли полукругом, обступив мужика и девушку. Было что-то странное в поведении этих двоих. Девчонка закатила глаза, словно ей скучно стало, даже не испугалась вроде, хотя к этому моменту обычно народ начинал и совесть поминать, и Бога, и полицию, это уж кто во что верил.
А тут… Мужик вздохнул как-то… Словно каждый день гопстопят вместо обеденного перерыва и попросил:
— Юля, подожди в машине, пожалуйста.
Девчонка не хлопала испуганно глазами, не визжала, на помощь не звала, только буркнула что-то вроде:
— Ну опять, что ли… Работы тебе мало! — развернулась и отошла к припаркованному у обочины джипу, достала телефон и уткнулась в него.
— Итак, молодые люди. Я извинился, я возместил ущерб. Так что вы вполне можете продолжить свой вечер согласно намеченным планам, — мужик говорил словно профессор какой. Четко, не повышая голоса и совершенно спокойно.
— Уверяю вас, так будет лучше для всех, — он посмотрел на Артема.
Позже уже, вспоминая, как все началось, Артем понимал, что будь у него мозги на месте, он бы сразу сообразил, что все пошло не так. Даже тогда, под наркотой, пьяный, взвинченный, он почувствовал неправильность происходящего, смутное беспокойство. Не ведут себя так люди. Обычные люди. Он еще знать не знал, что судьба свела его не с обычным человеком. Но в тот момент его инстинкты, вопящие о том, что лучше бы убраться подальше, остались неуслышанными.
Мужик оглянулся быстро на девушку, которая так и стояла, не отрываясь от телефона, снова глянул на Артема, потом на Руса.
— Ты что мне мозги паришь, — Артем понял, что Рус уже взвинчен до предела, ничего не соображает. Потом услышал характерный щелчок — это друг достал нож.
— Хватит выебываться. Гони уже бабло, с тебя не убудет, зато целым с девкой своей уйдешь, — прошипел Рус.
— Ну что ж. Если по-другому никак, — согласился мужик. — То по-другому никак.
А потом все пошло по пизде. Рус дернулся вперед, он хотел, как обычно, приставить нож к шее мужика, от такого все в штаны сразу ссались, только вот мужик скользящим коротким шагом ушел в сторону, перехватывая запястье, а потом Артем услышал короткий треск, будто сухую ветку сломали, и Рус взвыл от боли, скрючился, баюкая выгнутое под невозможным, неправильным углом запястье. Артем кинулся на помощь и даже не заметил движение, которым его отправили на асфальт. То, что было дальше, наверное, следовало назвать дракой, только Артем таких драк не видел, и уж точно в них не участвовал. Не было ни криков, ни угроз, ни картинно-киношных жестов. Чертов мужик и с места не сходил, а парни словно бы сами валились на асфальт, хрипя от боли. Артем затряс башкой, уверенный, что его просто вставило, краем глаза увидел, как поморщившись брезгливо, села в джип девчонка.
Мужик нагнулся, поднял выроненный Русом нож, убрал лезвие, сунул в карман:
— В опасные игры играете, молодой человек, — заметил бесстрастно.
Артем поднялся, утирая кровь с губ, сплюнул. В голове шумело, а перед глазами все плыло, словно его поездом сбило и переехало несколько раз для верности. А потом вдруг всплыла из давным-давно похороненных глубин памяти не картинка даже, так… ускользающий набросок. Он в спортзале, одерживает свою первую победу на татами. И мама счастливая и здоровая смотрит на него с гордостью. Артем зажмурился. Нет, о маме сейчас не надо. А вот о той победе — надо. Тело само встало в давно забытую стойку, неуклюже, неуверенно. Артем сделал выпад, еще один, вот-вот… еще чуть… немного.
— Я тебя достану сейчас, сука! — он еще успел увидеть удивление в темных глазах, а потом пропустил сокрушающий удар в челюсть, и мир опрокинулся над ним. Последнее, что Артем почувствовал, это чужие жесткие пальцы на своем лице, ухватившие за подбородок, поворачивающие голову то вправо то влево. Потом кто-то тихонько присвистнул, раздалось пиликанье телефона и тот же голос сказал:
— Высылайте машину. Я нашел то, что нам нужно.2Он пришел в себя от головной боли, словно кто-то злоебучий взял циркулярную пилу и медленно, с садистским удовольствием, распиливал череп изнутри. Артем застонал, сжал виски ладонями и сделал попытку зарыться носом в подушку, подрыхнуть еще немного. Хер с ним, с автосервисом, откроют после обеда. Но погрузиться в сон он уже не смог, что-то было не так. Другой запах: не шибало в нос привычной смесью соляры, металла и резины. И тишина: не слышно проезжающих машин с трассы рядом. Парни не ржали и не матюгались… И тогда он вспомнил вчерашний вечер. Артем резко сел, озираясь по сторонам, как испуганный кот, пытаясь сообразить, где он.
Небольшая комната. Белый потолок. Белые стены. Кровать. Все. Даже окна нет. Светильники — и те скрыты под панелью на потолке. Словно в ответ на его движение свет стал ярче. Артем поморщился, белое свечение неприятно резало глаза, во рту было сухо и стоял мерзкий горький привкус.
Он поднялся, прошелся по комнате, ощупывая гладкие стены. Вспомнилось, как вчера вмазались, поехали кататься, потом мужик этот… мутный… Уделал их, как сучек…
Теперь он ощутил не только растерянность, но и злость, и Артем уцепился за это чувство, распаляя, разжигая сильнее. Какой-то урод цивильный… из богатеньких… Что там с Русом? Что с остальными? Нахера его в этой коробке без окон заперли?
Ярость становилась сильнее, выжигая страх, беспокойство, непонимание… Да, так хорошо… Лучше злиться, чем бояться, лучше ненавидеть, чем беспокоиться. Это Артем уяснил после маминых похорон, когда потерянный, задыхающийся от горя, плелся по улице и вдруг швырнул камень в чужое, сияющее теплым светом окно. Тогда боль немного отпустила.
Вот и сейчас он подлетел к стене, завертел головой, пытаясь сообразить где дверь, не нашел и просто пнул со всей дури, оставляя уродливый черный след на белом. Потом еще, и еще.
— Эй!!! Какого хуя! Откройте дверь! Откройте, я сказал! Откройте, уроды!
Он лупил по стенам и орал пока не выдохся, тогда сполз на пол у стены, с ненавистью огляделся, снова пытаясь предположить, где он. Не больница… Районные так не выглядят, а для частной больнички для богатеньких он рожей не вышел. Не ментовка, уж как выглядит обезьянник, Артем знал не понаслышке. На этом варианты заканчивались, оставалось только ждать.
Панель на стене легко и беззвучно отъехала в сторону, когда он уже извелся от неизвестности и зудящей под кожей злости, и в комнату шагнул тот самый вчерашний мутный мужик. В одной руке он держал за спинку стул, в другой — бутылку с водой и стакан…
Артем подобрался, готовясь, но панель за мужиком закрылась, и он, поставив стул, сел, посмотрел доброжелательно. Почти:
— Добрый вечер, Артём. Как ты себя чувствуешь? Могу предположить, что голова немного болит. Держи, — и протянул воду.
Бутылку хотелось запустить в стену или, еще лучше, в совершенно невозмутимое лицо.
— На хуй иди со своей водой! — вырвалось у него, внутри клокотало от бешенства, но лучше уж так, чем страх.
Мужик, не удивившись, сел, и уставился на Артема. Просто сидел, смотрел и ничего не говорил, но под этим ничего не выражающим взглядом становилось неуютно в собственной шкуре. Артема аж передернуло.
— Ну? И че? — с вызовом спросил он прикидывая, получится ли у него добраться до глотки и придушить.
Тот продолжал внимательно рассматривать, и у Артема создалось ощущение, что мужик доволен увиденным, хотя тот не улыбался, ничего такого.
— И че, долго пялиться будешь? — не выдержал он снова, уставившись прямо в темные-темные глаза, сразу же захотелось отвернуться или опустить голову — впечатление неприятное, будто смотрит он в беспросветные черные туннели. Вот вылетит поезд и перемелет в кровавые ошметки. В висках застучало: Опусти голову, опусти, спрячься и заткнись, и не высовывайся, целее будешь.
Но Артем упрямо выдерживал чужой взгляд, чувствуя как по хребту медленно стекают капли пота. Отвести глаз он уже не мог, словно его держали на строгом поводке, и сжал кулаки так, что обломанные ногти больно впились в ладони. Взгляд давил бетонной плитой, вынуждая пригнуть голову и сдаться. Артем закусил губу, чувствуя что вот-вот и не выдержит этого странного, осязаемого шкурой напряжения, когда мужчина одобрительно кивнул:
— Что ж, неплохо… — незримый ошейник вокруг шеи разжался, Артем глубоко вдохнул.
— Что это за хуйня была? Вы вообще кто такой? Что это за место! Вы права не имеете меня тут держать!
— Не имею, — не стал спорить мужик, он откинулся на стуле, — Зато имею возможность… Ты понимаешь разницу?
Артем скрипнул зубами, уж эту разницу он хорошо понимал. Мужик кивнул:
— Итак, ты почти сутки был без сознания, а времени у нас мало. Поэтому я скажу все, как есть. Постарайся не перебивать. — Он вопросительно посмотрел на Артема, ожидая реакции.
— Ну... — хмуро согласился тот.
— Тебя зовут Артем Измайлов. С 13 лет жил в детдоме, окончил 9 классов, сейчас ведешь бесполезное, бессмысленное существование. Думаю, при таком образе жизни протянешь еще лет 10, если повезет — 15.
— Да пошел ты! Это моя жизнь, ясно? Как хочу, так и живу! — взорвался Артем, чувствуя глупую детскую обиду. Это его жизнь! Крутая взрослая жизнь! Сам себе хозяин, не в офисе задницу просиживает. Да его, блядь, весь район знает! И уважает!
Мужик выразительно приподнял бровь, пережидая взрыв, потом продолжил:
— Но в среду, 12 июня, ваш отдых пошел не по плану.
— Это когда мы до вас доебались, что ли?
— Нет, это когда ты, Артем, убил человека, — спокойно закончил мужик.
— Это не…- начал было Артем и осекся. Рус… Дурак, обкуренный Рус…
— Я не убивал, — даже для Артема это прозвучало глупо, по-детски.
— На ноже, принадлежащем тебе, обнаружены следы крови. Лезвие ты вытер, но вот в зазоре между рукоятью и лезвием кровь осталась. На футболке следы крови, соответствующие характеру раны. Ты ударил в горло, перерезал артерию. И одежду, и орудие убийства выкинул, но тебе не повезло, мусор в то утро не вывезли вовремя, так что эти улики нашли достаточно быстро. В аптеке везде отпечатки твоих ботинок. На записи камеры наблюдения прекрасно видно твое лицо.
Артем слушал молча, его потряхивало от злости и страха, но где-то глубоко внутри прорастали горькие колючие ростки отчаяния. Он сильнее сжал кулаки, не зная, что еще можно сейчас сделать, что можно сказать. Его жизнь, пусть не самую красивую, пусть не складную, методично и безжалостно разбивали вдребезги.
— Я не убивал, — Артем помотал головой. — Нахрена мне деда убивать? Я что, совсем отмороженный!
— Улики.
— Да клал я на ваши улики! — Он все-таки сорвался на крик, по привычке черпая силы в злости. — Я не убивал никого! И улики ваши — дерьмо!
— А после того, как ты разгромил аптеку и убил хозяина, вы решили продолжить веселье. Напали на прохожего, прохожий оказался вооружен, дал вам отпор. И на этом всё.
— В смысле — все? — не понял Артем.
— В прямом. Дружки твои арестованы, а ты, после того, как оказал вооруженное сопротивление сотрудникам полиции, застрелен.
Стало тихо-тихо, Артем неуверенно хохотнул, ситуация становилась совсем уж дурацкой.
— Вы чё несете-то? Не так же было! Я же вот! Живой!
Вместо ответа мужик усмехнулся, и такая это была усмешечка, что без слов и длинных пояснений становилось ясно, что это сейчас Артем живой. А что будет через пять минут, неизвестно. Он облизал пересохшие губы. Как же все… Может, его просто не отпустило? Лежит он на старом скрипучем диване в автомастерской и слюни пускают, а пацаны смотрят и ржут. Пацаны! Рус! Он вскинул на мужика испуганный взгляд, тот удовлетворенно кивнул:
— Я вижу, мы постепенно приходим к пониманию, — и положил перед Артемом планшет. — Посмотри сам. Шокирующие снимки с места события. Журналисты уже подсуетились.
Артем ткнул трясущимся пальцем в экран, и картинка ожила. Молоденькая ведущая с энтузиазмом рассказывала о разгуле преступности в центре города.
— К сожалению, исход трагичен. Уберите от экрана детей. — Она развернулась, открывая обзор камере, и Артем увидел это. Тело в луже крови на полу аптеки, сломанные полки, осколки стекла в застывшей темно-багровой луже. Камера приблизилась, и Артем отвернулся. Рус... Что ты натворил!
Он с трудом сглотнул, в горле пересохло совсем.
— Возьми, — мужик протянул ему бутылку с водой, и в этот раз Артем отказываться не стал. Безвкусную тепловатую воду пил долго, жадно.
— Ну? — повторил он, вытерев губы ладонью. — Допустим. Только от меня-то вам что надо?
— То есть, ты больше не отказываешься от содеянного?
Артем помолчал, а что он мог сказать? Это не я, это Рус? Тот самый, к которому он на выходные из детдома сбегал? С которым автомастерскую вместе открыли? Который его из реки вытащил, когда тонул?
— Не отказываюсь, — он поднял голову. — И че? Че теперь?
В темных глазах снова мелькнуло что-то, похожее на одобрение, словно мужик мысленно поставил галочку в графе «зачет».
— А теперь у тебя два пути: первый ты и сам хорошо себе представляешь, мы возвращаем тебя в мир живых. На смертную казнь в нашей стране мораторий, так что получишь ты лет пятнадцать за убийство с отягчающими. — Он помолчал, видимо, чтобы Артем как можно ярче представил себе картинку. И Артем представил. Так что аж взвыть захотелось от жизненной подлянки.
— А второй… путь? — выдавил он.
— Ты работаешь на нашу организацию. Искупаешь вину не бессмысленным сидением за решеткой, а реальными делами. А когда отдашь долг — свободен.
Он снова замолчал, давая Артему возможность осмыслить услышанное.
— Работать? Как?.. И вы кто такой вообще?
— Работать — это значит делать все, что прикажут. Не задавая вопросов.
— Но… Вы не можете. Нельзя же так…- таким беспомощным Артем себя не чувствовал никогда в жизни. — Надо же… доказать сначала.
Мужик ничего не сказал, но в глазах у него, на лице, мелькнуло какое-то новое выражение. Если бы он был нормальным, обычным человеком, Артем бы назвал это усмешкой.
— Ты неверно расцениваешь соотношение сил, Артем. Нам ничего доказывать не надо. Всё уже доказано. Ты убил человека, а после того, как тебя пытались задержать, оказал сопротивление. Всё.
— Нет. Нет, — Артем упрямо, по-детски, помотал головой, не желая соглашаться с тем, что стоит за этим, что стоит за этим окончательным «всё».
— Ты был убит при задержании. И уже похоронен. Мы решили, что ты бы хотел лежать рядом с мамой.
— С мамой? — слышать здесь про маму было еще более дико, чем про свою собственную смерть.
На пол перед Артемом упала пачка фотографий, разошлась веером. Мамину могилу он узнал сразу, а рядом совсем свежая… Памятника нет. Только деревянный столбик с табличкой. ФИО. 2000-2019.
— Да. Судя по началу твоей биографии, она очень много в тебя вложила. Мать-одиночка. Три работы. А у тебя лучшая гимназия с математическим уклоном. Секция плавания. Секция бокса. Спортивная гимнастика. Все надежды этой замечательной женщины ты благополучно спустил в сортир, но… хотя бы рядом будешь. Мы и могилку заодно в порядок привели. Не благодари.
Артем моргнул, потому что могилы на фотографии расплывались, он яростно потер глаза.
— Зачем вы все это говорите. Чего вы добиваетесь?
— Пытаюсь донести до тебя простую мысль: какую-то часть своей жизни ты уже выкинул на помойку. Все свои способности, свой потенциал, надежды близкого тебе человека, все это ты просрал. И то, как ты жил последние семь лет, привело тебя сюда. В эту могилу. Но я могу дать тебе шанс все исправить. Все переиграть. Начать заново. Понимаешь?
О, Артем понимал. Сквозь стыд, страх, горе он снова зацепился за разгорающуюся в нем искру гнева. Этот мудак сейчас назвал его бесполезным, не стоящим сожалений мусором, выкинул шесть лет его жизни на свалку. Шесть лет, когда он приходил в себя после маминой смерти, выживал в детдоме, зубами себе место под солнцем выгрызал. Ярость, привычная, согревающая, помогла ему собраться, Артем отодвинул от себя фотографии. Не надо на них смотреть.
— И что я… должен делать? — он упорно смотрел в пол, потому что если он сейчас поднимет глаза, спалит этого урода к хуям, как какой-нибудь сраный супермен с лазерами из глаз.
— Работать на нас. Делать, что мы скажем. — Голос над головой ненавистный, уверенный. — Но сначала учиться. И учиться усердно, в нынешнем твоем состоянии проку от тебя немного.
Артем почувствовал как у него мелко-мелко задрожала жилка под глазом, но заставил себя кивнуть. Проговорил:
— Мне… Мне надо все обдумать. Все, что вы наговорили про мою жизнь… про меня… я должен все обдумать…
В интернате была директриса, которая просто кончала от этой фразы, особенно если произносили ее правильно, с тщательно отмеренным чувством вины, раскаяния и удивлением над тем, какой же ты, оказывается, бесполезный кусок дерьма.
— Хорошо. Думай. Полчаса тебе хватит? — на самом деле это был не вопрос. Его просто поставили в известность, сколько времени дают на раздумья.
Когда панель бесшумно закрылась, Артем посидел еще какое-то время, бессмысленно покачиваясь из стороны в сторону, потом допил воду в бутылке, и медленно поплелся к кровати. Сжался, подтянув колени к груди, и замер.
-
-
13.10.2019 в 16:23Очень жду продолжения, спасибо!
-
-
13.10.2019 в 21:15-
-
13.10.2019 в 21:49