Сама не знаю как, начала перечитывать "Мужество" Кетлинской. Это про то, как энтузиасты строили Комсомольск на Амуре. И это какая-то жуть.
Сразу оговорюсь: никаких претензий к комсомольцам. Все они просто чудесные: искренние, верящие, энергичные и наивные. Но сама стройка - это нечто!!!! Бардак, безалаберность и наплевательское отношение к людям во имя ПЛАНА! Набрали специалистов по всей стране, но учет профессий начали только в поезде!!! То есть едут штукатур, водолаз, ткачихи, машинист и приезжают они в тайгу, где надо деревья корчевать!!!! Сука!!! Почему нельзя было лесорубов сначала забросить? У нас в стране не было лесорубов? А когда кто-то пытается задать логичный вопрос: " Какого хера, я, штукатур, лучший штукатур Ленинграда на минуточку, буду в тайге делать???" его тут же клеймят дезертиром, троцкистом и кем-то там еще.
Дальше веселее. Нет еды. Нет жилья. Нет лекарств и доктора. Люди болеют, слепнут, у них цинга, а зима близко, товарищи! И опять кто-то с мозгом не пораженным коммунизмом в тяжелой форме предлагает:
- А может остановим на время промышленную стройку и построим жилые дома для людей, а то они в шалашах живут, а зима-то близко!!! Может, разберемся с поставками еды? Долго ли люди на пшенке протянут? Как насчет одежды? Стройотряды босиком строят!
И тут же вопли про троцкизм, оппортунизм и так далее. Ну бляяяя....
Короче, читаю и мне стыдно от того, как бесстыдно и бззастенчиво использовали молодежь, равняющуюся на героических дедов и прадедов. Наслушались про подвиги и самим захотелось. Но так глупо.. Так бездарно..

Новообразование в желудке звучит жутко. Доброкачественное новообразование, из которых только около 5 процентов перерождаются в злокачественные - уже не так страшно.
Ну а полипы так и вовсе милое слова. Ассоциируется с кораллами, рифами и рыбкой Немо.
У меня полипы в желудке. Нужна биопсия и операция.

Подготавливаю себя морально, прям настраиваю, медитирую и попросила у мамы фенозепам - в понедельник глотать зонд. Анализ крови ничего не показал, ничего не болит, а тошнота не проходит((( Врач опять завел про аллергию. На что???? На чай с сухариками? Или на пару ложек геркулеса, что я могу в себя запихнуть?
Как ужасно болеть, я привыкла, что я.. ну может, не образец бодрости и сгусток энергии, но оказывается я была здоровым человеком. Я бегала на дорожке (9км в час уже), я много ходила пешком, я постоянно что-то делала. Эти дни я ничего не могу и не хочу. Я просто лежу. Я вызывала такси. Такси, Карл!!! Раньше я включала плеер и добегала за 15 минут в любую погоду.
А теперь просто лежу. И думаю об эвтаназии(((( Потому что такая жизнь - это не жизнь(((

Наконец-то этот день закончился! Возила собакена в поликлинику, удаляли шишку на крестце. После очередной стрижки, когда из свалявшегося валенка появилось нечто худосочное на ножках, оказалось, что чертова шишка выросла - надо удалять. Врач, как услышала, что собакену уже 11 лет, сразу сказала про риск. А что риск? И так все понятно.
Поехали оперироваться, собакен весь перхотью покрылся, зубами стучит, трясется так, что все в приемной начали с ней сюсюкать и успокаивать. И чем больше успокивают, тем сильнее трясется Фроська. Та еще истеричка, реакция на врачей у нас с ней одинаковая.
Короче, сдала я Фроську врачам, мне сказали, что через час позвонят и отправили домой. Дома сижу, как на иголках, ни читать, ни писать - и тут звонок с незнакомого номера.
Ну всё, думаю... Фросенька склеила лапки на столе. А нет! Звонят из лингвистического отдела библиотеки. Лаадно.. Только трубку положила - звонок, уже из больницы. Приезжайте, забирайте! Забрала. Не успели дойти от машины до квартиры - шов разошелся, кровищща... Собакен снова в шоке, морда несчастная. Я в шоке. Хорошо, что мама дома была.
Пятая! пятая операция! Мы уже всех вет. врачей знаем. Каждый год с этой собакой какая-то неприятность.

Дневники Вампира 3 сезон. Какое... Какая... Я даже слов не могу подобрать! Вампир Стефан убил трех невинных людей, то есть убил-то он гораздо больше, я сейчас про первую серию сезона. Так вот ТРИ невинных человека! Ему кто-нибудь загонит кол в сердце? Или и дальше будут лепить страдальца?
Это не первый сериал, в котором главный герой не самый хороший и правильный человек, был же Декстер, но! Декстер теряет все. Не будет у него ни семьи, ни детей, ни любимой женщины. Он даже сестру теряет, бросает любимую работу. Потому что он не человек, он хищник. И нет у него права на человеческое счастье, его удел - одиночество.
А что мы видим в Дневниках. Ну да! Убил двух девушек, разорвал трупы на куски и снова собрал, как паззл, но он же во имя спасения брата! Это типа такая жертва! Стефан страдает. Бляяяя!!! Этот сериал должен закончится одним громадным костром инквизиции, на котором спалят всех главных героев!

Дождались!!!! И там был Баки!!! Моя парочка снова вместе!
Зачем Наташу сделали блондинкой?

Мыши продолжают атаковать, и мне уже слегка надоело стучать по ночам по плинтусам и угрожать. Травить их бессмысленно, дом такой, старый сарай на 12 квартир, у многих соседей кошки. Вот думаю, может, и мне завести все-таки? Я вообще хочу кого-нибудь завести. ( Мама при этих словах качает головой и в её беззвучном шевелении губ я безошибочно читаю: заведи уже себе мужика!!!!)
Собаку? Обожаю собак! Большущая лохматущая псина - моя мечта, но при моем графике работы и однокомнатной квартире так мечтой и останется. Крысу? нет... Птичку, рыбку? Из ведь не обнимешь, не погладишь.. Да и тупенькие они. Остается котейка, но! Постоянно натыкаюсь на истории про то, как котика не так погладили, не тем покормили, недостаточно низко поклонились и котей начал ГАДИТЬ! И все, отучить невозможно. Это собаку можно отучить, а кошки, как я поняла, себе на уме упрямые сволочи.
У моей коллеги кошка упорно холит в туалет на пол в прихожей. И все. Что только с ней ни делали - пол в прихожей.
Воооот... Как-то так... Может, все-таки птичку?

На работе надарили свечей. Набор маленьких с шоколадным ароматом, толстенькую красную и гигантскую фиолетовую. Домой радостно скакала, предвкушая, как расставлю, зажгу и порелаксирую. Хрен-то там.. Дома ж ни зажигалок, ни спичек, хоть трением огонь добывай(((

Вторая глава В душе он долго стоял под горячими упругими струями, чувствуя, как они бьют по затылку, по спине, плечам, но мышцы так и оставались напряжёнными, твёрдыми, словно узловатые корни какого-нибудь древнего дерева, дуба там или секвойи.

Снова прокрутил в голове разговор с Мэгги; не выходил из головы её голос, холодный и непреклонный, её тёмный и страшный, словно оружейное дуло, взгляд; она уже всё для себя решила, приговорила Нигана к смерти и не успокоится, пока не увидит тело. Или, что вероятней, пока сама не затянет петлю у него на шее. Рик с силой ударил по крану, выключая воду; Мэгги в своём праве, самом древнем праве, которым наделило себя человечество — праве мести. Только вот Ниган не Грегори, его так просто не повесишь, и Мэгги с её мальчикам он не по зубам, потому она давила сегодня, хотела получить помощь, никак не могла поверить, что Рик ей отказывает, да он и сам с трудом в это верил. Ведь это же Мэгги, которая всегда в него верила, шла за ним, девочка с фермы, на его глазах ставшая прекрасной сильной женщиной. И сейчас эта прекрасная сильная женщина готова его возненавидеть. Или уже ненавидит. Он сжал зубы, удерживая, загоняя внутрь бессильную злость на себя и острый стыд за то, что мечется сейчас между ними двумя: Мэгги и Ниганом — и не собирается выбирать кого-то одного, потому что ему нужны оба.

В спальне при тусклом свете ночника Ниган, развалившийся на кровати, продолжал изучать свою Карлотту; Рик постоял немного, приглаживая влажные после душа волосы и наблюдая. Ниган щурился, разбирая мелкий шрифт, довольно улыбался в бороду, бормотал вполголоса под нос названия ингредиентов, которых сейчас наверняка хрен достанешь.

— Завязывай с этим, Граймс. — Ниган закрыл книгу, заложив облюбованный рецепт пальцем.

— С чем? — Рик сел на кровать, помассировал ладонью загривок; за спиной тут же скрипнул матрас: Ниган, отложив книгу, сел, дыхнул горячо в затылок.

— С тяжёлыми думами завязывай! Не трону я вдовушку. — Ниган вкусно зевнул во всю пасть, ткнулся носом в шею; Рик не видел, но точно знал, чувствовал, что тот ухмыляется знакомой акульей ухмылкой. — Она мне нравится. Она особенная.

— Она тебя тронет. — Рик дёрнулся было, но раздумал, откинулся назад, чувствуя, как только теперь расслабляются словно окаменевшие мышцы.

— Ну пусть попытается, — великодушно разрешил Ниган. — Женщинам позволительно иметь небольшие причуды и придурь. А теперь ещё раз говорю тебе, завязывай с этим, Граймс.

Он массировал Рику плечи, мягко давил, вынуждая откинуться на спину, перекатился по кровати, навис сверху, сначала осторожно, сначала всегда осторожно, пытливо заглядывая в глаза, словно давал время сказать нет, остановить, если Рик передумает, но Рик не останавливал, не отталкивал. Каждый раз, когда Ниган понимал, что Рику нравится, что Рик сам хочет, в его глазах загоралось такое яростное ликование и облегчение, словно он так и не поверил до конца, что Рик теперь его.

А Рик сам обхватил за плечи, притягивая к себе, погладил по щеке, поцеловал, притянув ближе; хотелось почувствовать тяжёлую жаркую тяжесть на себе и в себе, так что Ниган, перестав осторожничать, поцеловал, жадно, требовательно, по-хозяйски оглаживал бока, бёдра, не позволяя вывернуться или отодвинуться, да Рик бы и сам не стал. Целоваться Ниган любил, делал это долго, со вкусом. Неряшливые мокрые поцелуи, пока губы не распухали и не ныли сладко.

— Нравится? Скажи, что нравится!

— Мне нравится, Ниган, — кивнул Рик, думая, каким же он был дураком и слепцом, раз так долго не замечал этот отчаянный неодолимый голод в глазах Нигана. Тот вздохнул, наваливаясь сверху, тяжёлый, горячий, прижал к кровати, целовал в губы, тёрся, царапая лицо щетиной, и завтра на лице наверняка останутся следы. У Рика уже тело словно горело, так хотелось, чтобы к нему прикасались ещё, чтобы гладили сильными широкими ладонями, а Ниган точно знал, где потрогать, как погладить, чтобы стало совсем хорошо. Ухватил за волосы, заставляя запрокинуть голову, и начал вылизывать шею, прихватывая кожу зубами, скользнул ладонью в трусы, обхватил пальцами член, потирая головку подушечкой большого пальца, размазывая смазку.

Рика словно током прошило, он коротко простонал сквозь сжатые зубы, разводя бёдра шире, и увидел, как довольно улыбнулся Ниган, жадно наблюдающий за ним почерневшими от похоти глазами.

— Так нравится? Так тебе хорошо? А так? Скажи, что тебе хорошо!

Рик только кивал, облизывая губы, показывая, что ему не просто хорошо — ему просто охуенно. Он сам приподнял бёдра, чтобы Ниган мог стянуть с него трусы, сам развёл колени, раскрываясь бесстыдно, откровенно. Впрочем, время стыда и увёрток для них закончилось с того самого разговора в хлипком домике, окружённом ходячими.

— Хочу сейчас. Хочу тебя сейчас.

— Сейчас, сейчас всё сделаю, сейчас всё будет, — пообещал Ниган, отодвинулся и, мокро чмокнув куда-то над бровью, но тут же коротко выругавшись, завертел головой. — Я её сюда положил. Вот прям сюда.

— Ниган. — Рик перевёл дыхание, постарался дышать ровнее, хотя стояло так, что перед глазами багровые пятна плавали. — Ты ебанулся? У меня двое детей, которые знать-не знают, что такое приватность, а ты кладёшь чёртову смазку на самое видное место в спальне.

— Мелкая не поймёт, а пацан хоть и с одним глазом, но не слепой. — Ниган зашарил в прикроватной тумбочке, выуживая полупустой тюбик. — Вот потеряешь, придётся тебе рыдать подо мной горючими слезами.

Он снял с себя футболку, потом трусы, размазал смазку по члену, не торопясь, так явно красуясь, что Рик хмыкнул:

— Я тебе ещё нужен или ты настолько без ума от себя, что справишься сам?

— Всегда нужен. — Ниган навалился сверху, развёл коленом бёдра, прилаживаясь, толкнулся и замер, позволяя Рику привыкнуть, приноровиться. — Ты всегда мне нужен, Рик Граймс, потому что ты мой.

Он ждал, пока Рик сам не подастся навстречу, застонав нетерпеливо и жадно, и тогда снова толкнулся медленно, заработал бёдрами плавно, с оттяжкой, входя до конца, позволяя головке почти выскальзывать и снова вгоняя член до конца.

Секс с Ниганом был так не похож на то, что было с Лори или с любой другой — трахал он так же, как и целовал: мокро, жадно, почти непристойно по-животному, но это было так здорово, что Рик только и мог что цепляться за мокрые от пота плечи, сдавленно постанывая. Спальня наполнилась тяжёлым прерывистым дыханьем, хлюпающими чавкающими звуками. Ниган давно уже перестал нежничать, долбил от души, упираясь взмокшим лбом Рику в плечо, только изредка приподнимал голову, жадно всматривался в искажённое наслаждением лицо Рика и покрывал короткими, лижущими поцелуями скулы, подбородок, губы. Рика странно заводило осознание того, что Ниган, такой здоровый, сильный, никогда не сделает ему больно, что точно остановится, если Рик захочет или если просто почувствует, что Рику не нравится, что с Риком что-то не так.

— Мой, Рик Граймс! — в такт жёстким толчкам. — Только мой, слышишь? Мой! Мой! Мой!

Всем что-то нужно от Рика Граймса: защита, сотрудничество, уверенность в завтрашнем дне, и только Нигану нужен сам Рик Граймс, об остальном он способен позаботиться сам.

Рик кончил первый, застонал сквозь стиснутые зубы и обмяк, чувствуя, как плеснуло мокрым на живот; Ниган его не отпустил, медленно и мягко доцеловывая, продолжая мерно двигаться.

— Скажи мне, повтори это ещё раз, — попросил на выдохе. — Сам, скажи сам…

— Я твой, весь твой. — От этого признания Нигана словно бы прострелило острым, почти болезненным удовольствием, он, тяжело дыша, лёг сверху, а Рик чувствовал, как ровно и сильно бьётся его сердце, пока ласково ерошил влажные волосы на затылке.

Одеяло под ними сбилось во влажный ком, на животе у Рика подсыхала остывающая сперма, и скоро кожа начнёт зудеть и чесаться; нужно было встать, снова пойти в душ, но он продолжал обнимать Нигана, думая, как же это странно, что лежащий в его объятиях мускулистый мужик с седеющей порослью на груди — злобный психопат, разбивающий людям головы битой по имени Люсиль, наверное, лучшее, что случилось с ним после Лори.

Тогда


Рик сжал зубы так, что челюсть отозвалась тупой ноющей болью, что казалось, ещё немного — и эмаль начнёт крошиться; он заставил себя сделать глубокий вдох, но тут Дениз снова зашлась в рыданиях, и в груди кипятком разлилась ярость. Он ткнул пальцем в сторону свежепостроенной открытой террасы, где беззаботно ели, пили, смеялись разговаривали александрийцы, гости из Хиллтопа и Королевства.

— Посмотри внимательно, Дениз. Это твои друзья. Твоя семья. Сколько из них сегодня могло умереть по твоей вине?

Теперь она смотрела почти с испугом: подобный тон Рик позволял себе не часто, но сейчас просто не мог сдержаться; сердце в груди никак не успокаивалось, колотилось, как проклятое, не позволяя мыслить трезво.

— Иди, Дениз. Иди, — сказал он, наконец; она послушалась, всё ещё всхлипывая, вытирая распухшие от слёз глаза. Зря он был так резок, сам виноват, должен был заметить, что она не справляется, подобрать кого-то более подходящего. Должен был всё сделать сам.

Рик медленно опустился на стул, растёр лицо ладонями и в который раз спросил себя: зачем он оставил Нигана в живых?

Год назад ему, опьяневшему от победы, это казалось прекрасной идеей — не убивать злейшего врага, а проявить милосердие как первый шаг возвращения к цивилизации, утраченному миру с Конституцией, законами и правосудием. Это то, что он сказал остальным, себе-то Рик не побоялся признаться, что просто хочет показать этому злобному мудаку, кто на самом деле был прав. Показать, что он, Рик, хороший лидер, отличный, сука, лидер для своих людей. Глупая причина. Так подростки выясняют отношения на школьном дворе. Кто тут самый крутой? Кто альфа самец? А? Но, видит Бог, Рик заслужил небольшую моральную компенсацию.

Знал бы он, каким геморроем аукнется ему эта компенсация, сразу после финальной битвы приказал бы закопать Нигана поглубже, ещё кол в сердце лично вколотил. Так, на всякий случай.

Дело в Карле, который таскался в подвал регулярно и отказывался даже и слышать о том, что беседы с приговорённым к пожизненному убийцей — плохая идея.

— У него, по крайней мере, есть время на разговоры со мной! — вот и всё, что слышал Рик, когда возвращался с обхода или патрулирования, или нелёгких переговоров с бывшими спасителями.

Карл складывал руки на груди, смотрел упрямо, сверкая глазом из-под отросшей чёлки, отдёргивал голову, когда Рик пытался убрать волосы от лица.

— Не трогай! — У Рика сжалось сердце, что сказала бы Лори? Карл, его суровый одинокий мальчик, прячущий изуродованное лицо, когда он последний раз улыбался? Рик вспомнил, как малыш Карл, распахнув глаза и не дыша от восторга, шёл к оленю, а два городских идиота, он и Шейн, смотрели на это. Наверное, тогда последний раз Карл вёл себя как ребёнок, после началось стремительное и жестокое взросление.

— Карл, ты всегда можешь поговорить со мной. — Но Карл только сжал губы, недоверчиво дёрнул уголком рта.

Дело в Дениз, которая каждый раз выходила из подвала с пунцовыми щеками, жалуясь любому, кто готов её слушать, как унизительно, что приходится практически прислуживать чокнутому озабоченному психопату.

Дело в спасителях, которые, похоже, спать спокойно не могли, зная, что преданный ими лидер жив.

Дело в жителях Александрии, недовольных, что приходилось кормить, поить опасного пленника и выделять ресурсы на его содержание.

Только вот чушь всё это; дело не в Карле, не в Дениз, не в спасителях и не в жителях общины, дело в самом Рике. Он и сам не знал, почему с таким упорством отстаивал право Нигана на жизнь, но каждый раз, спускаясь в подвал, чувствовал, как всё в нём восстаёт против убийства. Почему-то это казалось неправильным, как убийство сильного, красивого, но смертельно опасного хищника. Чушь, конечно, сентиментальная, таких вот клыкастых как раз и пристреливают в первую очередь. Но Рик просто не мог.

А теперь Дениз забыла закрыть камеру. Рик застыл на месте, медленно потянулся к кольту, но понял, что не успеет, помнил, каким быстрым может быть Ниган, даже удивительно для такого здорового мужика. Но тот не двигался с места, продолжал сидеть, расслабленно вытянув ноги. Рик выхватил кольт, прицелился, но сам себе казался невероятно медленным, словно он в дурном сне.

Ниган за решёткой улыбался; выглядело это так, словно большая белая акула пыталась быть дружелюбной.

— Думаешь, ты успеешь выстрелить в меня, Рик?

— Не двигайся! Оставайся, блядь, на месте!

— Серьёзно? — Ниган сел прямо. — Да я могу легко тебя отпиздить, Граймс. Могу поиметь на этих самых ступеньках. — Теперь он не улыбался, напряжённый, как туго сжатая пружина. И Рик видел, как стремительно темнеют его глаза, как, расширяясь от жадного возбуждения, зрачок заполняет радужку, слышал хрипотцу в голосе.

— Знаешь, почему я этого не сделал? Почему до сих пор тебя не поимел? — А вот теперь в голосе слышна злость, и Рик приготовился выстрелить, но Ниган продолжал сидеть, только сверлил взглядом, ждал ответа.

— Просвяти меня. — Рик держал палец на спусковом крючке, он давно должен был на него нажать, но не сделал этого, слушал, как Ниган говорит о доверии, о сотрудничестве, горячо, искренне, не замечая, что всем телом подался к Рику и от него пышет жаром, словно от плавильной печи. Рик слушал, но не Нигана, прислушивался к себе и чувствовал, как внутри что-то, глубоко и надёжно запрятанное, почти умершее, отзывается на этот жар, и этот внезапный отклик пугал до мурашек. Пугал настолько, что становилось трудно удерживать кольт во взмокших ладонях.

— Этого никогда не будет. — Рик захлопнул решётку и пошёл к выходу, не оглядываясь, пока за спиной, в клетке, металась чужая ярость и желание.

— Не обманывай себя, Рик! Мы оба знаем, из-за чего я здесь! Из-за чего на самом деле!

Когда Рик вышел на улицу и спрятал кольт в кобуру, то заметил, что у него трясутся руки. Он сжал кулаки, чтобы ногти впились в ладони, но этой боли слишком мало, чтобы прийти в себя.

— Не обманывай себя, Рик, — пробормотал он, — не обманывай себя, придурок.

На другой день он попросил об одолжении Мишонн и Аарона, попросил их взять на себя Нигана и его содержание. Мишонн только кивнула и на правах старой подруги сетовала, что он совсем себя загонял, но в глазах Аарона мелькнуло что-то трудно читаемое, и Рик не хотел в этом разбираться. В подвал он больше не спускался, не спрашивал о Нигане, не думал о нём. Когда Аарон пытался подойти с отчётом, Рик прерывал, не дослушав, уверяя, что и не сомневается в его ответственности и здравом смысле.

— Не беспокой меня с этим, Аарон, я в тебе уверен, просто делай, что должен, и всё.

Аарон хотел что-то сказать, но, видимо, решив, что не стоит, кивнул, и больше они к этому разговору не возвращались.

А потом появились Шепчущиеся, и с таким трудом налаженная мирная жизнь, с таким трудом, с кровью и мясом выдранная ими у суки-судьбы, обрушилась в одночасье. Люди, перепуганные новой смертельной угрозой, превратились в стадо, что парадоксально, опасное и злобное, ищущее виноватого. Покусились на Мэгги, напали на Карла и Софию, а потом глупый щенок Брэндон подстерёг самого Рика на тёмной улице и попытался убить. Попытка безуспешная и нелепая, но Рику больно и горько. Он вёл этих людей к новой жизни, к лучшей жизни, так почему они готовы вцепиться ему в глотку при любой удобной возможности? Что он делал не так? Впрочем, самобичевание он себе запретил, загоняя внутрь обиду и злость; было то, что важнее — безопасность его людей, которых надо удержать от самоубийственных планов. Гревать по Розите, оплакивать Иезекиля он будет потом.

Как, чёрт возьми, справиться с теми, кто желает только убивать и забыл о человечности? Ответ очевиден до смешного: у него в подвале скучал эксперт по вопросам жёсткого управления. Умел же Ниган как-то удерживать спасителей в узде, и глупо думать, что всё дело в его личной харизме и Люсиль.

Спускаясь в подвал, Рик был готов услышать нечто вроде:

— Иди ты на хуй, Граймс, я предлагал сотрудничество, но ты сам всё просрал. — Однако Ниган встретил его жизнерадостным:

— Куда идти и кого убить, Граймс? — И Рик понял, что, несмотря на насмешливый тон, Ниган чертовски серьёзен, стоит только приказать — так ведь пойдёт и убьёт. Для него. Ради него. Это удивляло, пугало, а ещё самую малость льстило, потому что никто во всей Александрии никогда не смотрел на Рика так, как этот мудак, похоже, окончательно свихнувшийся за год заключения.

— С ума сошёл? — Рик придвинул стул ближе к решётке. — Я просто хочу выслушать твои мысли по поводу одной ситуации.

Ниган внимательно слушал, удивлённо присвистнул, когда узнал о казни Грегори, и одобрительно хмыкнул, узнав о Карле:

— Анну, что ли, лопатой отбивал? Молодец пацан. — Рик потерял нить повествования на секунду, ощущая, как его бетонной плитой придавливает чувство вины. Его собственный сын делился подробностями личной жизни с заключённым. Так кто тут заслужил титул «Самый хреновый отец года»?

— Да не загоняйся ты, Граймс, нормальный у тебя пацан, отличный даже. Подростки все ненавидят родителей, это закон такой. Продолжай, что там за волна пиздеца случилась?

И Рик продолжил, а позже, стоя перед ликующей толпой, скандирующей его имя, чуть слышно даже не сказал, а просто обозначил губами:

— Спасибо, Ниган.