понедельник, 20 ноября 2017
Вторая глава В душе он долго стоял под горячими упругими струями, чувствуя, как они бьют по затылку, по спине, плечам, но мышцы так и оставались напряжёнными, твёрдыми, словно узловатые корни какого-нибудь древнего дерева, дуба там или секвойи.
Снова прокрутил в голове разговор с Мэгги; не выходил из головы её голос, холодный и непреклонный, её тёмный и страшный, словно оружейное дуло, взгляд; она уже всё для себя решила, приговорила Нигана к смерти и не успокоится, пока не увидит тело. Или, что вероятней, пока сама не затянет петлю у него на шее. Рик с силой ударил по крану, выключая воду; Мэгги в своём праве, самом древнем праве, которым наделило себя человечество — праве мести. Только вот Ниган не Грегори, его так просто не повесишь, и Мэгги с её мальчикам он не по зубам, потому она давила сегодня, хотела получить помощь, никак не могла поверить, что Рик ей отказывает, да он и сам с трудом в это верил. Ведь это же Мэгги, которая всегда в него верила, шла за ним, девочка с фермы, на его глазах ставшая прекрасной сильной женщиной. И сейчас эта прекрасная сильная женщина готова его возненавидеть. Или уже ненавидит. Он сжал зубы, удерживая, загоняя внутрь бессильную злость на себя и острый стыд за то, что мечется сейчас между ними двумя: Мэгги и Ниганом — и не собирается выбирать кого-то одного, потому что ему нужны оба.
В спальне при тусклом свете ночника Ниган, развалившийся на кровати, продолжал изучать свою Карлотту; Рик постоял немного, приглаживая влажные после душа волосы и наблюдая. Ниган щурился, разбирая мелкий шрифт, довольно улыбался в бороду, бормотал вполголоса под нос названия ингредиентов, которых сейчас наверняка хрен достанешь.
— Завязывай с этим, Граймс. — Ниган закрыл книгу, заложив облюбованный рецепт пальцем.
— С чем? — Рик сел на кровать, помассировал ладонью загривок; за спиной тут же скрипнул матрас: Ниган, отложив книгу, сел, дыхнул горячо в затылок.
— С тяжёлыми думами завязывай! Не трону я вдовушку. — Ниган вкусно зевнул во всю пасть, ткнулся носом в шею; Рик не видел, но точно знал, чувствовал, что тот ухмыляется знакомой акульей ухмылкой. — Она мне нравится. Она особенная.
— Она тебя тронет. — Рик дёрнулся было, но раздумал, откинулся назад, чувствуя, как только теперь расслабляются словно окаменевшие мышцы.
— Ну пусть попытается, — великодушно разрешил Ниган. — Женщинам позволительно иметь небольшие причуды и придурь. А теперь ещё раз говорю тебе, завязывай с этим, Граймс.
Он массировал Рику плечи, мягко давил, вынуждая откинуться на спину, перекатился по кровати, навис сверху, сначала осторожно, сначала всегда осторожно, пытливо заглядывая в глаза, словно давал время сказать нет, остановить, если Рик передумает, но Рик не останавливал, не отталкивал. Каждый раз, когда Ниган понимал, что Рику нравится, что Рик сам хочет, в его глазах загоралось такое яростное ликование и облегчение, словно он так и не поверил до конца, что Рик теперь его.
А Рик сам обхватил за плечи, притягивая к себе, погладил по щеке, поцеловал, притянув ближе; хотелось почувствовать тяжёлую жаркую тяжесть на себе и в себе, так что Ниган, перестав осторожничать, поцеловал, жадно, требовательно, по-хозяйски оглаживал бока, бёдра, не позволяя вывернуться или отодвинуться, да Рик бы и сам не стал. Целоваться Ниган любил, делал это долго, со вкусом. Неряшливые мокрые поцелуи, пока губы не распухали и не ныли сладко.
— Нравится? Скажи, что нравится!
— Мне нравится, Ниган, — кивнул Рик, думая, каким же он был дураком и слепцом, раз так долго не замечал этот отчаянный неодолимый голод в глазах Нигана. Тот вздохнул, наваливаясь сверху, тяжёлый, горячий, прижал к кровати, целовал в губы, тёрся, царапая лицо щетиной, и завтра на лице наверняка останутся следы. У Рика уже тело словно горело, так хотелось, чтобы к нему прикасались ещё, чтобы гладили сильными широкими ладонями, а Ниган точно знал, где потрогать, как погладить, чтобы стало совсем хорошо. Ухватил за волосы, заставляя запрокинуть голову, и начал вылизывать шею, прихватывая кожу зубами, скользнул ладонью в трусы, обхватил пальцами член, потирая головку подушечкой большого пальца, размазывая смазку.
Рика словно током прошило, он коротко простонал сквозь сжатые зубы, разводя бёдра шире, и увидел, как довольно улыбнулся Ниган, жадно наблюдающий за ним почерневшими от похоти глазами.
— Так нравится? Так тебе хорошо? А так? Скажи, что тебе хорошо!
Рик только кивал, облизывая губы, показывая, что ему не просто хорошо — ему просто охуенно. Он сам приподнял бёдра, чтобы Ниган мог стянуть с него трусы, сам развёл колени, раскрываясь бесстыдно, откровенно. Впрочем, время стыда и увёрток для них закончилось с того самого разговора в хлипком домике, окружённом ходячими.
— Хочу сейчас. Хочу тебя сейчас.
— Сейчас, сейчас всё сделаю, сейчас всё будет, — пообещал Ниган, отодвинулся и, мокро чмокнув куда-то над бровью, но тут же коротко выругавшись, завертел головой. — Я её сюда положил. Вот прям сюда.
— Ниган. — Рик перевёл дыхание, постарался дышать ровнее, хотя стояло так, что перед глазами багровые пятна плавали. — Ты ебанулся? У меня двое детей, которые знать-не знают, что такое приватность, а ты кладёшь чёртову смазку на самое видное место в спальне.
— Мелкая не поймёт, а пацан хоть и с одним глазом, но не слепой. — Ниган зашарил в прикроватной тумбочке, выуживая полупустой тюбик. — Вот потеряешь, придётся тебе рыдать подо мной горючими слезами.
Он снял с себя футболку, потом трусы, размазал смазку по члену, не торопясь, так явно красуясь, что Рик хмыкнул:
— Я тебе ещё нужен или ты настолько без ума от себя, что справишься сам?
— Всегда нужен. — Ниган навалился сверху, развёл коленом бёдра, прилаживаясь, толкнулся и замер, позволяя Рику привыкнуть, приноровиться. — Ты всегда мне нужен, Рик Граймс, потому что ты мой.
Он ждал, пока Рик сам не подастся навстречу, застонав нетерпеливо и жадно, и тогда снова толкнулся медленно, заработал бёдрами плавно, с оттяжкой, входя до конца, позволяя головке почти выскальзывать и снова вгоняя член до конца.
Секс с Ниганом был так не похож на то, что было с Лори или с любой другой — трахал он так же, как и целовал: мокро, жадно, почти непристойно по-животному, но это было так здорово, что Рик только и мог что цепляться за мокрые от пота плечи, сдавленно постанывая. Спальня наполнилась тяжёлым прерывистым дыханьем, хлюпающими чавкающими звуками. Ниган давно уже перестал нежничать, долбил от души, упираясь взмокшим лбом Рику в плечо, только изредка приподнимал голову, жадно всматривался в искажённое наслаждением лицо Рика и покрывал короткими, лижущими поцелуями скулы, подбородок, губы. Рика странно заводило осознание того, что Ниган, такой здоровый, сильный, никогда не сделает ему больно, что точно остановится, если Рик захочет или если просто почувствует, что Рику не нравится, что с Риком что-то не так.
— Мой, Рик Граймс! — в такт жёстким толчкам. — Только мой, слышишь? Мой! Мой! Мой!
Всем что-то нужно от Рика Граймса: защита, сотрудничество, уверенность в завтрашнем дне, и только Нигану нужен сам Рик Граймс, об остальном он способен позаботиться сам.
Рик кончил первый, застонал сквозь стиснутые зубы и обмяк, чувствуя, как плеснуло мокрым на живот; Ниган его не отпустил, медленно и мягко доцеловывая, продолжая мерно двигаться.
— Скажи мне, повтори это ещё раз, — попросил на выдохе. — Сам, скажи сам…
— Я твой, весь твой. — От этого признания Нигана словно бы прострелило острым, почти болезненным удовольствием, он, тяжело дыша, лёг сверху, а Рик чувствовал, как ровно и сильно бьётся его сердце, пока ласково ерошил влажные волосы на затылке.
Одеяло под ними сбилось во влажный ком, на животе у Рика подсыхала остывающая сперма, и скоро кожа начнёт зудеть и чесаться; нужно было встать, снова пойти в душ, но он продолжал обнимать Нигана, думая, как же это странно, что лежащий в его объятиях мускулистый мужик с седеющей порослью на груди — злобный психопат, разбивающий людям головы битой по имени Люсиль, наверное, лучшее, что случилось с ним после Лори.
Тогда
Рик сжал зубы так, что челюсть отозвалась тупой ноющей болью, что казалось, ещё немного — и эмаль начнёт крошиться; он заставил себя сделать глубокий вдох, но тут Дениз снова зашлась в рыданиях, и в груди кипятком разлилась ярость. Он ткнул пальцем в сторону свежепостроенной открытой террасы, где беззаботно ели, пили, смеялись разговаривали александрийцы, гости из Хиллтопа и Королевства.
— Посмотри внимательно, Дениз. Это твои друзья. Твоя семья. Сколько из них сегодня могло умереть по твоей вине?
Теперь она смотрела почти с испугом: подобный тон Рик позволял себе не часто, но сейчас просто не мог сдержаться; сердце в груди никак не успокаивалось, колотилось, как проклятое, не позволяя мыслить трезво.
— Иди, Дениз. Иди, — сказал он, наконец; она послушалась, всё ещё всхлипывая, вытирая распухшие от слёз глаза. Зря он был так резок, сам виноват, должен был заметить, что она не справляется, подобрать кого-то более подходящего. Должен был всё сделать сам.
Рик медленно опустился на стул, растёр лицо ладонями и в который раз спросил себя: зачем он оставил Нигана в живых?
Год назад ему, опьяневшему от победы, это казалось прекрасной идеей — не убивать злейшего врага, а проявить милосердие как первый шаг возвращения к цивилизации, утраченному миру с Конституцией, законами и правосудием. Это то, что он сказал остальным, себе-то Рик не побоялся признаться, что просто хочет показать этому злобному мудаку, кто на самом деле был прав. Показать, что он, Рик, хороший лидер, отличный, сука, лидер для своих людей. Глупая причина. Так подростки выясняют отношения на школьном дворе. Кто тут самый крутой? Кто альфа самец? А? Но, видит Бог, Рик заслужил небольшую моральную компенсацию.
Знал бы он, каким геморроем аукнется ему эта компенсация, сразу после финальной битвы приказал бы закопать Нигана поглубже, ещё кол в сердце лично вколотил. Так, на всякий случай.
Дело в Карле, который таскался в подвал регулярно и отказывался даже и слышать о том, что беседы с приговорённым к пожизненному убийцей — плохая идея.
— У него, по крайней мере, есть время на разговоры со мной! — вот и всё, что слышал Рик, когда возвращался с обхода или патрулирования, или нелёгких переговоров с бывшими спасителями.
Карл складывал руки на груди, смотрел упрямо, сверкая глазом из-под отросшей чёлки, отдёргивал голову, когда Рик пытался убрать волосы от лица.
— Не трогай! — У Рика сжалось сердце, что сказала бы Лори? Карл, его суровый одинокий мальчик, прячущий изуродованное лицо, когда он последний раз улыбался? Рик вспомнил, как малыш Карл, распахнув глаза и не дыша от восторга, шёл к оленю, а два городских идиота, он и Шейн, смотрели на это. Наверное, тогда последний раз Карл вёл себя как ребёнок, после началось стремительное и жестокое взросление.
— Карл, ты всегда можешь поговорить со мной. — Но Карл только сжал губы, недоверчиво дёрнул уголком рта.
Дело в Дениз, которая каждый раз выходила из подвала с пунцовыми щеками, жалуясь любому, кто готов её слушать, как унизительно, что приходится практически прислуживать чокнутому озабоченному психопату.
Дело в спасителях, которые, похоже, спать спокойно не могли, зная, что преданный ими лидер жив.
Дело в жителях Александрии, недовольных, что приходилось кормить, поить опасного пленника и выделять ресурсы на его содержание.
Только вот чушь всё это; дело не в Карле, не в Дениз, не в спасителях и не в жителях общины, дело в самом Рике. Он и сам не знал, почему с таким упорством отстаивал право Нигана на жизнь, но каждый раз, спускаясь в подвал, чувствовал, как всё в нём восстаёт против убийства. Почему-то это казалось неправильным, как убийство сильного, красивого, но смертельно опасного хищника. Чушь, конечно, сентиментальная, таких вот клыкастых как раз и пристреливают в первую очередь. Но Рик просто не мог.
А теперь Дениз забыла закрыть камеру. Рик застыл на месте, медленно потянулся к кольту, но понял, что не успеет, помнил, каким быстрым может быть Ниган, даже удивительно для такого здорового мужика. Но тот не двигался с места, продолжал сидеть, расслабленно вытянув ноги. Рик выхватил кольт, прицелился, но сам себе казался невероятно медленным, словно он в дурном сне.
Ниган за решёткой улыбался; выглядело это так, словно большая белая акула пыталась быть дружелюбной.
— Думаешь, ты успеешь выстрелить в меня, Рик?
— Не двигайся! Оставайся, блядь, на месте!
— Серьёзно? — Ниган сел прямо. — Да я могу легко тебя отпиздить, Граймс. Могу поиметь на этих самых ступеньках. — Теперь он не улыбался, напряжённый, как туго сжатая пружина. И Рик видел, как стремительно темнеют его глаза, как, расширяясь от жадного возбуждения, зрачок заполняет радужку, слышал хрипотцу в голосе.
— Знаешь, почему я этого не сделал? Почему до сих пор тебя не поимел? — А вот теперь в голосе слышна злость, и Рик приготовился выстрелить, но Ниган продолжал сидеть, только сверлил взглядом, ждал ответа.
— Просвяти меня. — Рик держал палец на спусковом крючке, он давно должен был на него нажать, но не сделал этого, слушал, как Ниган говорит о доверии, о сотрудничестве, горячо, искренне, не замечая, что всем телом подался к Рику и от него пышет жаром, словно от плавильной печи. Рик слушал, но не Нигана, прислушивался к себе и чувствовал, как внутри что-то, глубоко и надёжно запрятанное, почти умершее, отзывается на этот жар, и этот внезапный отклик пугал до мурашек. Пугал настолько, что становилось трудно удерживать кольт во взмокших ладонях.
— Этого никогда не будет. — Рик захлопнул решётку и пошёл к выходу, не оглядываясь, пока за спиной, в клетке, металась чужая ярость и желание.
— Не обманывай себя, Рик! Мы оба знаем, из-за чего я здесь! Из-за чего на самом деле!
Когда Рик вышел на улицу и спрятал кольт в кобуру, то заметил, что у него трясутся руки. Он сжал кулаки, чтобы ногти впились в ладони, но этой боли слишком мало, чтобы прийти в себя.
— Не обманывай себя, Рик, — пробормотал он, — не обманывай себя, придурок.
На другой день он попросил об одолжении Мишонн и Аарона, попросил их взять на себя Нигана и его содержание. Мишонн только кивнула и на правах старой подруги сетовала, что он совсем себя загонял, но в глазах Аарона мелькнуло что-то трудно читаемое, и Рик не хотел в этом разбираться. В подвал он больше не спускался, не спрашивал о Нигане, не думал о нём. Когда Аарон пытался подойти с отчётом, Рик прерывал, не дослушав, уверяя, что и не сомневается в его ответственности и здравом смысле.
— Не беспокой меня с этим, Аарон, я в тебе уверен, просто делай, что должен, и всё.
Аарон хотел что-то сказать, но, видимо, решив, что не стоит, кивнул, и больше они к этому разговору не возвращались.
А потом появились Шепчущиеся, и с таким трудом налаженная мирная жизнь, с таким трудом, с кровью и мясом выдранная ими у суки-судьбы, обрушилась в одночасье. Люди, перепуганные новой смертельной угрозой, превратились в стадо, что парадоксально, опасное и злобное, ищущее виноватого. Покусились на Мэгги, напали на Карла и Софию, а потом глупый щенок Брэндон подстерёг самого Рика на тёмной улице и попытался убить. Попытка безуспешная и нелепая, но Рику больно и горько. Он вёл этих людей к новой жизни, к лучшей жизни, так почему они готовы вцепиться ему в глотку при любой удобной возможности? Что он делал не так? Впрочем, самобичевание он себе запретил, загоняя внутрь обиду и злость; было то, что важнее — безопасность его людей, которых надо удержать от самоубийственных планов. Гревать по Розите, оплакивать Иезекиля он будет потом.
Как, чёрт возьми, справиться с теми, кто желает только убивать и забыл о человечности? Ответ очевиден до смешного: у него в подвале скучал эксперт по вопросам жёсткого управления. Умел же Ниган как-то удерживать спасителей в узде, и глупо думать, что всё дело в его личной харизме и Люсиль.
Спускаясь в подвал, Рик был готов услышать нечто вроде:
— Иди ты на хуй, Граймс, я предлагал сотрудничество, но ты сам всё просрал. — Однако Ниган встретил его жизнерадостным:
— Куда идти и кого убить, Граймс? — И Рик понял, что, несмотря на насмешливый тон, Ниган чертовски серьёзен, стоит только приказать — так ведь пойдёт и убьёт. Для него. Ради него. Это удивляло, пугало, а ещё самую малость льстило, потому что никто во всей Александрии никогда не смотрел на Рика так, как этот мудак, похоже, окончательно свихнувшийся за год заключения.
— С ума сошёл? — Рик придвинул стул ближе к решётке. — Я просто хочу выслушать твои мысли по поводу одной ситуации.
Ниган внимательно слушал, удивлённо присвистнул, когда узнал о казни Грегори, и одобрительно хмыкнул, узнав о Карле:
— Анну, что ли, лопатой отбивал? Молодец пацан. — Рик потерял нить повествования на секунду, ощущая, как его бетонной плитой придавливает чувство вины. Его собственный сын делился подробностями личной жизни с заключённым. Так кто тут заслужил титул «Самый хреновый отец года»?
— Да не загоняйся ты, Граймс, нормальный у тебя пацан, отличный даже. Подростки все ненавидят родителей, это закон такой. Продолжай, что там за волна пиздеца случилась?
И Рик продолжил, а позже, стоя перед ликующей толпой, скандирующей его имя, чуть слышно даже не сказал, а просто обозначил губами:
— Спасибо, Ниган.
-
-
21.11.2017 в 08:30-
-
22.11.2017 в 00:07